Отражение
Шрифт:
— Я и не собираюсь ничего добиваться. — Я встал. — Напрасно я приехал. Если вы хотели найти свою дочь, нужно было заняться этим двадцать лет назад. А что до меня… даже если бы я смог, то не стал бы вам ее искать.
— Мне не нужно, чтобы ты искал Кэролайн. Скорее всего, ты прав: она умерла. — Казалось, это ничуть ее не огорчило. — Я хочу, чтобы ты нашел свою сестру.
— Кого?!
В меня впился враждебный взгляд темных глаз.
— Ты не знал об этом? Да, у тебя есть сестра. Если ты найдешь ее и приведешь ко мне, я оставлю тебе по завещанию сто тысяч фунтов. Но не думай, — язвительно продолжала она, прежде чем я успел открыть рот, — что
Я с трудом понимал смысл этих едких слов, остолбенев от услышанного. До сих пор я считал себя единственным творением мотылька и, узнав, что это не так, почувствовал непонятную, острую ревность. Она всегда принадлежала только мне, теперь же я должен был поделиться с кем-то еще, привыкнуть к мысли, что в ее памяти остался не только я. Я смущенно подумал, что смешно в тридцать лет испытывать детскую ревность.
— Ну? — резко спросила бабушка.
— Нет.
— Это большие деньги, — огрызнулась она.
— Если они у вас есть.
Она снова вышла из себя.
— Наглец!
— Еще какой. Ладно, если это все, я пошел. — Я повернулся и направился к двери.
— Погоди, — настойчиво сказала она. — Ты что же, даже не хочешь взглянуть на свою сестру? Вот ее фотография.
Я оглянулся и увидел, что она показывает на комод, стоящий напротив ее кровати. Рука моя застыла на ручке двери. Она, должно быть, заметила мое замешательство, потому что повторила уже увереннее:
— Ну подойди, посмотри. Взгляни, какая она.
Я нехотя подошел к комоду. Там лежала фотография размером с почтовую открытку, из тех, что обычно наклеивают в семейные альбомы. Я взял ее и повернул к свету. Любопытно!
На фотографии была изображена девчушка лет трех-четырех верхом на пони.
На ней была футболка в красную и белую полоску и джинсы; каштановые волосы доходили до плеч. Ничем не примечательный уэльский пони стоял на аккуратно подстриженной лужайке — по всей видимости, фотография была сделана на конном дворе. Вид у девочки и у пони был довольный и холеный. Однако фотографировали с большого расстояния, поэтому черты лица ребенка вышли нечетко. Вот если увеличить…
Я перевернул фотографию обратной стороной, однако ни места съемки, ни имени фотографа не обнаружил. Разочарованный, я положил фотографию на место, и вдруг взгляд мой упал на лежащий рядом конверт. Сердце тоскливо заныло: я узнал почерк матери. На конверте стояло имя бабушки — миссис Лавинни Нор — и был указан адрес старого дома в Нортэмптоншире, того самого, где я сидел в холле и ждал.
Внутри лежало письмо.
— Что ты там делаешь? — спросила бабушка с тревогой в голосе.
— Читаю письмо от матери.
— Но я… Я тебе запрещаю вынимать его. Сейчас же положи назад. Я думала, оно в комоде.
Я пропустил ее слова мимо ушей. Нелепый, размашистый, легкомысленный почерк сразу воскресил в моей памяти маму, будто она была тут же в комнате, извинялась, посмеивалась и, как всегда, просила помочь.
Но в самом письме не было ничего смешного.
«Дорогая мама!
Я помню свое обещание никогда ни о чем тебя не просить, но, хоть это и глупо, все же надеюсь, что ты когда-нибудь передумаешь, поэтому снова обращаюсь к тебе с просьбой. Посылаю тебе фотографию моей дочери Аманды —
У тебя нет никаких причин ее ненавидеть — у них с Филипом разные отцы, и если бы ты ее увидела, то сразу бы полюбила. Прошу тебя, мама, позаботься о ней. Надеюсь на скорый ответ. Очень прошу тебя, мама, ответь мне.
Твоя дочь Кэролайн.
Мой адрес:
Сосновая Сторожка, Миндл Бридж,
Суссекс»
… Я взглянул на упрямую старуху.
— Когда она это писала?
— Очень давно.
— И вы не ответили, — спокойно сказал я.
— Нет.
Ломать копья из-за трагедии, случившейся так давно, не было смысла. Я стал рассматривать штемпель на конверте, стараясь прочитать дату отправки письма, но он расплылся и разобрать что-либо было невозможно. Долго ли она ждала ответа в своей Сосновой Сторожке, беспокоясь, надеясь и отчаиваясь? Правда, применительно к матери, отчаяние было понятием относительным. Отчаяние выражалось в смешке и протянутой руке, а там — как бог (или Дебора, или Саманта, или Хлоя) даст. Она никогда не унывала и, если обратилась за помощью к бабушке, значит уже совсем упала духом.
Я сунул письмо, конверт и фотографию в карман пиджака. То, что старуха, оставив без внимания эту мольбу о помощи, тем не менее хранила их столько лет, вызывало отвращение и вселяло непонятную уверенность, что они по праву принадлежат мне, а не ей.
— Значит, согласен?
— Нет.
— Но ты ведь взял фотографию.
— Да.
— Ну так что же?
— Если вы хотите найти Аманду, наймите частного детектива.
— Я уже пробовала, — нетерпеливо сказала она. — На меня работали три детектива. И все без толку.
— Если уж у них не вышло, мне и подавно ничего не удастся, — сказал я.
— В отличие от них, у тебя есть большой стимул, — сказала она с торжеством. — За такие деньги ты в лепешку расшибешься.
— Ошибаетесь. — Я с горечью взглянул на нее. Она бесстрастно взирала на меня со своих подушек.
— Меня стошнит от ваших денег.
Я пошел к двери и на сей раз отворил ее безо всяких колебаний.
За спиной услышал ее голос:
— Мои деньги достанутся Аманде… если ты найдешь ее.
Глава 2
На следующий день я снова поехал в Сандаун Парк. Письмо и фотография лежали у меня в кармане, но сегодня, думая о своей неизвестной сестре, я уже не испытывал вчерашней детской ярости. Просто заполнился еще один пробел в прошлом.
За полчаса до начала первой скачки в раздевалку на всех парах ворвался Стив. Его волосы были покрыты изморосью, в глазах сверкал праведный гнев.
Выяснилось, что во время похорон отца дом его родителей ограбили.
Полуодетые жокеи, в кальсонах, по пояс голые, в шелковых блузах, натягивали нейлоновые рейтузы и сапоги и вдруг разом застыли, как в «стоп-кадре». Разинув рты, они уставились на Стива.