Отражение
Шрифт:
В четвертый раз опустил трубку на рычаг и решил: надо идти, и пошел, хотя до конца не был уверен, что поступаю правильно.
Дом лорда Уайта в Глостершире оказался величественным строением из замшелого камня, окруженным большим запущенным садом. Узкие стрельчатые окна удивленно взлетали вверх над кучами увядших листьев, на давно не стриженном газоне торчали колючие стебли бурой осенней травы. Когда-то посыпанную гравием дорожку, ведущую! к дому, покрывал ковер пожухлых сорняков. Нажимая кнопку звонка, я невольно задумался, легко ли быть бароном.
Третий
ситце кресел красовались аккуратные заплаты. Маловато денег, чтобы поддерживать замок в надлежащем виде, быстро вычислил я./Но все же достаточно, чтобы худо-бедно придать жилой вид половине дома.
Лорд Уайт пожал мне руку и пригласил присесть, чересчур поспешно для обычного проявления вежливости: ему не терпелось узнать, зачем я пришел.
А мне, хотя я всю дорогу только и делал, что обдумывал, с чего начать, выдавить из себя хоть слово было мучительно трудно.
Сэр, — произнес я наконец. — Мне очень, очень жаль… но я принес вам дурные вести. О Джордже Миллейсе? — слегка нахмурил брови лорд Уайт. — Вы, помнится, говорили, что собираетесь сообщить мне нечто о Джордже Миллейсе. Да… о некоторых снимках, которые он сделал.
Я замолчал. Господи, как бы мне хотелось никогда
не переступать порога этого дома. Зачем я пришел сюда? Я ведь никогда в жизни ни во что не вмешивался, всегда выжидал, предоставляя событиям возможность идти своим чередом. Будь проклят день, когда я решился стать иным. Но поздно. Я сидел в гостиной лорда Уайта. Я принял решение и привел его в исполнение. Раз уж я здесь… надо довести дело до конца.
Причинить боль. Намеренно заставить страдать. Оскорбить, вопреки инстинкту сострадания, который воспитывали во мне Саманта и Чарли, Маргарет и Билл. Выступить в роли палача с тупым топором.
Продолжайте, Нор, — спокойно сказал ничего не подозревающий лорд Уайт.
С тяжелым сердцем я открыл большой конверт, выдернул одну из трех фотографий любовников и вложил в его протянутую руку. Да, я считал, что в злополучной истории с Даной ден Релган он вел себя, как последний идиот, но, право, мне было страшно жаль его в эту минуту.
Лорд Уайт пришел в ярость. Как я посмел, спросил он, выпрямившись во весь рост, как я посмел принести ему такую мерзость?
«Знали бы вы, чего мне это стоило!» — подумал я, но вряд ли лорд Уайт смог бы воздать мне должное. Я вынул из конверта еще две фотографии и положил их на подлокотник изображением вниз.
— Взгляните на эти, — сказал я хрипло. — Они еще уже, если это возможно.
Он, должно быть, собрал все свое мужество, чтобы оставить себя взять фотографии. С отчаянной решимостью взглянул на них и медленно опустился в кресло. Он не проронил ни слова.
Лицо исказилось мукой. И ужасом. Лорд Уайт не верил своим глазам: в объятиях Даны лежал ее отец, Айвор ден
Говорят, можно сфабриковать любой снимок, — Наконец произнес лорд Уайт. — фотографии часто лгут. На сей раз они говорят правду, — сказал я с сожалением. Этого не может быть.
Я достал из конверта фотографию письма Джорджа Миллейса и протянул ее лорду Уайту. Сломленный горем, он, казалось, совсем лишился сил и с большим трудом заставил себя сосредоточиться на бледно-серых строчках, каждую из которых я знал наизусть:
«Уважаемый Айвор ден Релган!
Уверен, что вас заинтересуют фотографии, которые я прилагаю к настоящему письму, — я сделал их несколько дней назад в Сен-Тропе.
На фотографиях мне удалось запечатлеть в песьма недвусмысленных позах вас и молодую леди, которую считают вашей дочерью. (Довольно легкомысленно заниматься этим на балконе гостинцы, где вас наверняка могут щелкнуть телеобъективом).
Возможны два варианта.
Первый: Дана ден Релган — ваша дочь, и вы I остоите в кровосмесительной связи.
Второй: Дана ден Релган вам не дочь, но
почему, в таком случае, вы выдаете ее за дочь? Не хотите ли вы, любезнейший, заполучить в сети некоего члена „Жокей-клуба“? А может, надеетесь и в клуб проникнуть, а там и еще что-нибудь перепадет?
Я мог бы, конечно, послать фотографии лорду Уайту, но с этим можно подождать, если вы согласитесь на мое предложение.
Ждите звонка.
Искренне ваш,
Джордж Миллейс».
Лорд Уайт кончил читать и поднял на меня глаза. Передо мной был старик. Румянец влюбленности погас, на посеревших, ввалившихся щеках обозначились глубокие морщины. Я отвернулся, разглядывая свои руки, ноги, нелепые розовые кусты за окном. Я готов был смотреть куда угодно, лишь бы не видеть этого раздавленного человека.
Откуда у вас эти фотографии? — спросил он после долгого молчания. После смерти Джорджа Миллейса его сын передал мне ящик с некоторыми работами отца. Там я нашел эти снимки.
Последовала еще одна мучительная пауза, потом, собравшись с силами, он снова спросил:
Вы пришли ко мне… Хотите, чтобы я вам… заплатил?
Проглотив застрявший в горле комок, я ответил, стараясь скрыть волнение:
Сэр, вы, возможно, не обращали внимания, но люди обеспокоены тем, сколько власти забрал в последнее время Айвор ден Релган.
Услышав это имя, лорд Уайт вздрогнул, потом уставился на меня и долго не отводил недружелюбного взгляда голубых глаз.
И вы решили положить этому конец. Да, сэр.
Он помрачнел и, словно пытаясь освободиться от душившего его гнева, злобно бросил мне в лицо:
Это не ваше дело, Нор.
Я ответил не сразу. Мне было нелегко прийти сюда. Я потратил много сил и нервов, прежде чем убедил себя, что это все-таки мое дело.
Сэр, — неуверенно начал я, — если вы искренне верите, что неожиданный взлет Айвора ден Релгана не имеет никакого отношения к чувствам, которые вы питаете к Дане ден Релган, то я покорнейше прошу меня извинить.