Отражения отторжений

Моя гранитная плита

Озарится светом тоннеля,

По которому иду полжизни,

Еще половину – бегу.

Дисперсия света.

Шум и смерть.

Интерференция конца.

Я мифическое, космическое легкое,

И я скован. Парабиоз извечный.

Пространство прострации.

Я в больничной койке.

Я сбит.

Я сумасшедший.

В ремнях. Избит.

Тень

самого себя,

Лишь. Тень.

Блуждаю в беспамятстве.

Я весь – без памяти.

«Квадратный огонь полз по стене»

И искал рассветного пламени взгляд.

Трудно искать нечто,

Выходя за пределы окна.

И я делаю то же, и падаю

В запах вечной сирени весенней,

В фиолетовые кущи, там,

Где закаты – не лава.

Где рассветы – не мутные,

Пурпурные. А те, что первые -

Алые. Оранжевые.

Квадратный огонь полз по стене.

Прямо к потолку.

Прямой курс на вечность,

Минуя кроватный ворох одеял,

Меня минуя и

Тени в петлях.

Квадратный огонь полз по стене,

Спасая нас всех и

Дух противоречий.

Недвусмысленный,

Как вечер осенний и ветреный.

Не то хлыстом, не то огнем

Бьющий, враждебный. Отеческий?

Возможно.

Квадратный огонь полз по стене,

Быть может, первый,

Но я и не помню иных.

А, значит, последний.

Я пишу стихи свои

И упиваюсь.

Становится мальчику легче и только потом

Я напиваюсь. Я упиваюсь.

Минус эмоций – качество рифм.

Я достану до звезд, потрогаю солнце, но

Потом ставлю точку и

Все окончено – очередь из

Творений в стол.

Очередной поэт для одного стиха рожден,

Но помер и тот, и этот, и тот позапрошлый.

Писать дурак ведь каждый сможет.

Просто сложи два слова в два -

И вот, четверостишие.

Лучшие из нас застрелены, отравлены, повесились. Или повешены.

Живые же остались и лишь дрочат на смерть.

В стремлении стать лучше, они забывают,

Что не обязательно лучшим было подыхать,

Не обязательно лучшим нужно писать.

Но пишут же, и от тоски, от счастья.

Кто пожестче, кто послаще. Приторно.

Ванильно.

Блевать охота.

Настоящее рождается только в крови и боли,

Только с криком и в муках.

От

мыши до Человека.

От стихотворения до Поэта!

Парабиоз межзвёздный в пространстве

Стар стал, истерт.

Мы сидим с ним на кухне

И глядим в упор:

Один на второго,

Второй на одного.

Вот и загадка,

Кто первый был из нас здесь

И сколько здесь вообще людей.

Кто что сотворил и натворил

За жизнь и

Кто последним все-таки

Уйдёт.

Я через мусор иду и

Стены сжимаются.

Нечем дышать.

Света немного бы.

Тогда я увижу в этом

Шуме и мусоре,

Что все же, по костям иду.

По скелетам в шкафу.

На подлодке стены эти,

А она все ко дну и ко дну.

А я никак не тону.

Ведь огонь не тонет.

Океан не сожрет.

Я либо нечто хорошее,

Либо пустое ничто.

Я так часто смотрел на синее небо,

Что потерял сырую землю из-под ног.

Я так часто задирал свой нос,

Что не чувствую ничего, кроме ветра.

Я так часто залипал на рассветы,

Что разучился ценить закаты и

Вовремя пытаться их застать.

Я так часто и много начинал,

Но ничего еще за четверть века

Не довел до конца.

Я заплываю, забегаю и взлетаю,

Но в середине пути

Я остаюсь в текстуре застрявшим.

Куда бежать, что делать теперь дальше.

Я так часто раздавал всем советы,

Но ни одного не сделал для себя,

Потому что нет хуже чего-то,

Чем чужие советы.

Я так часто называл себя

Для себя же чужим,

Что не мог бы принять и

Собой же выдуманный под рассветное огниво совет.

Я так часто, что рябит в глазах.

Я так много, что тошнит даже родных.

Все остальные как-то растворились

И научились исчезать.

Я так часто остался с собой и

В жизни для себя стал

Себе и другом, и братом, и отцом.

Шизофрения настигает постепенно.

Но я так часто это повторял,

Что впору уж ложится в Кащенко.

Я так часто пишу «я»,

Что даже не хочется и продолжать.

«Но ничего еще за четверть века

Не довел до конца…»