Отражения свободы
Шрифт:
Саша кивает, чуть не уверено.
— Может мне стоит все-таки…
— Даже не думай. Не раньше, чем урезоним этих свободолюбивых фанатиков, — и маг скрывается за дверью гостиной.
Возвращается Серафим меньше чем через пять минут. С охапкой постельного белья в одной руке, а в другой — амулетом на тонкой цепочке. Амулет кажется теплым. Еще более теплым чем тот, что покинул Сашину шею после побега по Глубине.
— Носи. И не снимай. Позже я заряжу старый щит и верну его тебе, но пока пусть у тебя будет эта штука. Принцип похож. Здесь до тебя никто не доберется, но
Саша поднимает глаза на Серафима. Она так и не может понять его эмоции. Да и раньше, надо сказать, не до конца могла. Но он всегда казался ей искренним. Искренним в желании чему-то учить, пусть по-своему, в своем понимании роли наставника… Искренним в своем исчезновении перед всей этой «операцией». Но как бы то ни было… Серафим ей верил. Он в конечном счете спас из того леса, из того падения-полета, несшего… Ничего хорошего не несшего. Не говоря о том, что именно данный им амулет каким-то образом отпугнул человека в маске. Опасался что ли, что сам наставник появится? И поэтому в предателя так легко поверил и сам Серафим, и Михаил Ефимович?
Как бы то ни было — умом Саша понимала, что здесь сейчас ей и правда безопаснее, чем где-то еще. Хотя бы потому что там, в этом «где-то еще» никто так вовремя не отвлечет внимание человека в маске и черные ленты дотянутся до нее. Или кое-что похуже. И бежать будет некуда. И не к кому. Не к коту же…
И она правда очень устала. Слишком устала, чтобы пытаться куда-то бежать, и что-то предпринимать сейчас, как бы не хотелось. Слишком устала, чтобы противостоять, драться до конца… Да и к тому же — в этом доме она пришла в себя. Пила, ела, наконец-то облачилась в новую собственную одежду, за которую потом расплатиться из стипендии, хотя Серафим настаивал вообще на отсутствии всякой платы.
Саша пробегает пальцами по резной пластине амулета. Прошлый не подвел… Она не могла сказать, что не чувствовала где-то в глубине души боли от тех часов в камере, от сомнений, так никуда не исчезнувших, как бы по-детски все это не было. Но сейчас они, по крайней мере, делали одно дело. Анатолий просил ее остановить Андрея. Тамара просила. И Серафим был согласен помочь. Так же как раньше она не могла бы относиться к наставнику… Но, определенно, он за эти сутки сделал для нее очень и очень много.
— Спасибо, — она говорит искреннее. Насколько вообще может.
— Отдыхай. Увидимся утром. И зови, если что-то понадобится. Доброй ночи.
— Доброй, — в некоторой растерянности отвечает Саша, глядя на закрывающуюся дверь.
И отгоняя от себя непрошеные воспоминания о собственной семье. Удачно отгоняя, ведь никто из прошлого не приходит в мешанине сонных образов. В этих образах вообще ничего нет — ни плохого, ни хорошего. Только приятная тяжесть теплого одеяла, смутно различимая на грани сознания.
Глава 5
— В общем ситуация складывается… интересная, — Михаил Ефимович сидит, оперев руки на заваленный бумагами стол и с усилием скрестив перед собой пальцы.
Кухня Серафима буквально забита людьми. Точнее — не совсем людьми.
Помимо Саши, старающейся не отсвечивать
— Я бы даже сказал — крайне интересная, — Михаил Ефимович чуть поморщился. — Настолько, что я прошу покинуть это собрание тех, кто не готов принести клятву о неразглашении.
— Сурово, — одна из близняшек, одетая в довольно откровенный наряд, больше подходящий для посещения пляжа, а не для деловой встречи, улыбается. — Но когда ты позвал нас сюда, а не к себе, то и так стало понятно, что мы не иначе, чем тайный заговор по свержению правительства организовываем.
— Леса, — одергивает ее сестра, на вид больше похожая на офисного работника со своей белой блузкой, черной юбкой и собранными в пучок волосами. — Не паясничай.
— Отстань, Антонина.
— Узнаю вас, — усмехается Серафим. — Поразительное единение.
— Мы в деле, Ксандр, — отмахивается та, которую назвали Лесой. — А иное значения не имеет.
— Прекрасно. Остальные? — Михаил Ефимович обводит глазами кухню. На Саше он словно на секунду задерживается, и она вздрагивает.
Клятва?.. Но, впрочем, уходить Саша все равно не будет, так что какая разница?
— Не тяни, — вампир говорит с еле слышным тихим шипением. — Мы знаем, что значат такие приглашения.
— Прекрасно. В таком случае — начнем.
Михаил Ефимович размыкает руки, делает ими резкое, выверенное движение — и в тот же момент Саша замирает, ощущая, как нечто врезается прямо в центр ее лба, пробираясь сквозь все щиты, и исчезает. Не тает, не разрушается, а исчезает, словно бы прячась где-то, пока не придет нужное время. А маг начинает говорить, громко и четко.
— Обсуждать то, что сказано отныне и навсегда вы можете только с присутствующими здесь, не давая ни словами, ни жестами, ни действиями понять никому другому ни о том, кто вел речь, ни о том, о чем была речь.
Саша ощущает, что эти слова словно бы волновали Отражение, заставляя сплетаться силу вокруг всех собравшихся во что-то… Во что-то, чему не было названия.
— Без моего дальнейшего соизволения да будут ваши уста замкнуты навеки от разговоров нечестивых, и да будет добровольное их отмыкание нести за собой кару смертную.
На секунду Саше кажется, что она перенеслась веков эдак на десять назад, а говорит эти слова вовсе не плотный лысеющий мужчина в добротном костюме на самой обычной человеческой кухне, а как минимум главный волхв где-нибудь на капище. Волна силы пробегает по помещению, задевая всех вокруг, и исчезает, словно впитываясь куда-то. И вместе с ней исчезает и странное ощущение безвременья. Тем более что Михаил Ефимович дальше говорит уже совершенно нормальным, современным языком.