Отражения
Шрифт:
У нее вырвался лишь приглушенный звук ярости, пока она нашаривала дверную ручку. Выскочив из машины, она обернулась через плечо.
— Премного благодарна, — рявкнула она и хлопнула дверью.
Оббежала машину сзади и проскочила в ворота, даже не вспомнив, что на ней чужая куртка.
Линдси ворвалась в дом. Так как пыл еще не утих, она встала и закрыла глаза, призывая себя успокоиться. Произошедший инцидент приводил Линдси в ярость вне всякой меры, но сейчас ей абсолютно не хотелось пересказывать эту историю своей матери. Линдси отлично понимала, что ее лицо было слишком выразительным, а в глазах можно многое прочитать. Ее умение настолько явно показывать
Увидев, что Линдси расстроена, Мэй обязательно начнет ее расспрашивать, потребует рассказать ей все в деталях, а потом лишь раскритикует. Меньше всего сейчас Линдси хотела слушать лекцию. Промокшая и уставшая, она не спеша начала подниматься по лестнице на второй этаж, но тут услышала звук медленных, неровных шагов — постоянное напоминание о несчастном случае, который убил отца Линдси.
— Привет! Я собиралась подняться наверх, чтобы переодеться. — Линдси убрала мокрые волосы с лица и улыбнулась матери, которая стояла у основания лестницы, держа руку на столбике перил. Хотя волосы Мэй, неизменно светлые, были уложены в идеальную прическу, а на лицо был умело нанесен макияж, весь эффект портило вечно недовольное выражение ее лица. — Моя машина снова капризничает, — продолжила Линдси, не давая начаться допросу. — Я попала под дождь, прежде чем меня подбросили до дома. Энди подвезет меня сегодня вечером, — немного подумав, добавила она.
— Ты забыла отдать ему куртку, — заметила Мэй.
Она тяжело оперлась на столбик, смотря на свою дочь. Ноги начинали сильно беспокоить ее, реагируя на дождь.
— Куртку? — Линдси озадаченно посмотрела вниз и увидела мокрые и очень длинные коричневые рукава. — О, нет!
— Не зачем так паниковать, — раздражительно произнесла Мэй, перенося вес с одной ноги на другую. — Энди вполне сможет обойтись без куртки до вечера.
— Энди? — повторила Линдси, затем поняла связь, которую установила ее мать. Объяснять что-то было бы слишком долго. — Да, наверно, — быстро согласилось она. Затем, спустившись на несколько ступенек вниз, она накрыла ладонью руку матери. — Ты выглядишь уставшей, мама. Ты сегодня отдыхала?
— Не говори со мной, как с ребенком, — огрызнулась Мэй и Линдси тут же застыла на месте, убрав руку.
— Прости. — Ее голос был сдержанным, но в глазах промелькнула боль. — Я пойду наверх, переоденусь к ужину.
Она хотела повернуться, но Мэй взяла ее за руку.
— Линдси. — Мэй вздохнула, с легкостью читая эмоции в больших голубых глазах дочери. — Извини, я сегодня слишком раздражительна. Дождь меня угнетает.
— Я знаю.
Голос Линдси смягчился. Именно дождь и плохие шины послужили причиной аварии, в которую попали ее родители.
— И я ненавижу то, что ты живешь здесь и заботишься обо мне, вместо того, чтобы быть сейчас в Нью-Йорке.
— Мама…
— Это бессмысленно. — Голос Мэй вновь стал резким. — Все будет неправильным, пока ты не будешь на своем месте, пока не будешь там, где должна быть.
Мэй повернулась и пошла дальше по коридору своей неуверенной, неровной походкой.
Линди дождалась, когда Мэй скроется из виду, и только потом начала подниматься по лестнице. Где мое место, думала она, направляясь в свою комнату. А где оно на самом деле? Линди закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной.
Комната
Над кроватью висели бледно-розовые пуанты, которые она надела на свое первое профессиональное соло. Линдси подошла к ним и легонько коснулась пальцами шелковых лент. Она помнила, как завязывала их, и как при этом скручивало живот от волнения. После своего выступления Линдси видела восторг на лице матери и благоговейный трепет отца.
Как будто это было в прошлой жизни, думала Линдси, пропуская ленты сквозь пальцы. Тогда она верила, что возможно все. Пожалуй, какое-то время именно так и было.
Улыбнувшись, Линдси позволила себе вспомнить музыку, движения, магию и эпоху, которые она ощущала, когда ее тело было непринужденным, пластичным и свободным. Реальность уходила на задний план со всеми невыносимыми судорогами, сбитыми в кровь ногами и напряженными мышцами. Как же было возможно снова и снова сгибать собственное тело в неестественные фигуры, которые требовал танец? Но она это делала, она толкала себя к пределу своих возможностей и выносливости. Она отдавала всю себя, принося в жертву свое тело и свои годы. Существовал только танец. Он поглощал ее целиком и полностью.
Покачав головой, Линдси отдернула себя. Это было давным-давно. Сейчас ей нужно думать о других вещах. Она сбросила с себя мокрую куртку и хмуро посмотрела на нее. «Ну и что мне теперь с ней делать?»
Снова вспомнилась вопиющая грубость ее владельца, и Линдси нахмурилась еще больше. Если он хочет получить куртку назад, то может просто прийти и забрать ее. Быстрый осмотр материала и марки одежды сказал ей, что это не та вещь, о которой можно с легкостью забыть. Но вряд ли это ее вина, уговаривала себя Линдси, подходя к шкафу, чтобы взять вешалку. Она бы не забыла вернуть ему куртку, если бы он не разозлил ее так сильно.
Линдси повесила куртку в шкаф и начала снимать мокрую одежду. Она завернулась в толстый синелевый [5] халат и закрыла дверцу шкафа, приказав себе забыть о куртке и ее хозяине. Ни то, ни другое не имеет к ней никакого отношения.
Глава 2
Через два часа родителей встречала уже совершенно другая Линдси Данн. На ней были льняная блузка с высоким воротом и широкая юбка в складку. Все в приглушенных синих тонах. Волосы аккуратно заплетены в косу. Выражение лица спокойное и сдержанное. Сходство с той мокрой, разозленной женщиной к вечеру полностью испарилось. Занятая подготовкой концерта, Линдси совершенно забыла об инциденте под дождем.
5
Синель — это пушистый вид ткани, полученный в результате сшивания нескольких слоев ткани параллельными строчками на швейной машинке и последующего разрезания верхних слоев между строчек.