Отраженная угроза
Шрифт:
А еще Элиз всё время твердила про ребенка. К этой мысли Сенин подходил с осторожностью. Умом он понимал, что ребенок – нечто необходимое, почти обязательное, без чего не бывает семьи. Но плохо себе представлял, как это может быть – произвести на свет живое существо, которое подчинит себе всю твою жизнь. Зачем это? Какая в этом радость? Пусть детей растят другие – мало ли кругом народа?
Одним словом, сейчас Сенина совсем не волновало, что он будет покупать в супермаркете. Гораздо больше его тревожил день сегодняшний.
На следующее утро Сенин горько пожалел о своей лени. За время его импровизированного самовольного выходного на поселении произошли долгожданные изменения.
Укрывшись, как обычно, в кустах и наведя стереотрубу, Сенин увидел, что в километре от периметра появился несуразный палаточный городок. Там были люди – они иногда бесцельно шатались взад-вперед, но в основном отсиживались в палатках.
Выглядело всё это абсурдно. Зачем, спрашивается, отселять людей из поселения и совать их в полевые палатки когда в поселении полно свободных помещений, теплых и удобных?
Можно было подумать, что некие лица решили отделиться и зажить самостоятельно, по своим законам. Такое случалось, но не в таких молодых мирах.
Сенину пришла в голову другая мысль. Может быть эти люди не хотят жить рядом с грибницей? А что из этого следует? Только одно – главная тайна «мочалки» перестала быть тайной. Либо бойцы открыли обществу глаза, либо общество само как-то догадалось.
В это утро Сенин просидел в своей засаде гораздо дольше обычного. Но так ничего и не прояснил. Валенски тоже пожимал плечами. Окончательно замерзнув, Сенин, хмурый и донельзя озадаченный, вернулся в лагерь. Некоторое время размышлял, сообщить ли на рейдер об увиденном, но решил с этим делом не спешить.
Они пообедали, затем, как водится, выехали на природу. Сегодня Валенски попросил отъехать подальше от их лагеря, он искал какое-то редкое растение, которое упоминалось в отчетах разведчиков. Сенина мало интересовали растения, он попробовал было подремать в кабине, но в сон не тянуло. Тогда он занялся прослушиванием эфира. Впрочем, и это занятие было бесплодным.
На обратном пути, когда до их лагеря оставалось минуты три езды, он вдруг остановил машину и выключил двигатель.
– Что? – озадаченно посмотрел на него Валенски.
– Не знаю, – сказал Сенин. – Что-то не то.
Лес был другим. Изменилось нечто неуловимое, ускользающее, познаваемое только загадочным шестым чувством.
Лес утратил свое вековое безмолвие, словно в стоячую воду бросили камень и нарушили древний порядок вещей.
– Здесь кто-то есть, – сказал наконец Сенин.
– Почему?
– Не знаю. Чувствую.
Валенски некоторое время молчал, не отрывая недоуменного взгляда от Сенина, потом вдруг как будто что-то
– Это он, – сказал биолог. – Он нашел нас.
Сенин прекрасно понял, о ком говорит напарник. В груди что-то неприятно зашевелилось.
– Дальше идем пешком, – сказал он. – И тихо!
Затвор автомата неприлично громко клацнул в застывшем морозном воздухе. Детектор движения Сенин доставать не стал, сейчас он больше полагался на слух и зрение.
Они осторожно продвигались, стараясь поменьше хрустеть предательским ледяным крошевом под ногами. Пришлось попетлять – кровожадный колючий кустарник то и дело перекрывал путь.
Валенски абсолютно не понимал логику действий Сенина, он не знал, почему тот внезапно останавливается, меняет ни с того ни с сего направление, прислушивается, подолгу смотрит куда-то, не шевелясь и почти не дыша.
Ему и не надо было понимать. Достаточно было просто не шуметь.
И вдруг Сенин предостерегающе выставил руку. Затем прижал палец к губам и указал куда-то в глубину леса.
Среди черных древесных стволов едва-едва виднелось что-то необычное, чужеродное. Запахло дымом.
Это была машина – небольшой двухместный вездеход на широких колесах. Он стоял с распахнутыми дверями и поднятым капотом, рядом горел костер. У костра приплясывал от холода какой-то человек.
Сенин оставил биолога на месте, а сам быстро и бесшумно, как кошка, приблизился к нежданному гостю на расстояние трех-четырех шагов. И, набрав в легкие воздуха, рявкнул:
– Стоять на месте, руки за голову!
Человек не стал поднимать руки, а только озадаченно обернулся. У Сенина, что называется, отпала челюсть.
– Гордосевич?
Да, это был Гордосевич, добродушный здоровяк из разведгруппы. Ничуть не изменившийся, если не считать гражданской одежды.
– Ты откуда тут взялся? – настороженно спросил Сенин, не спеша лезть с объятиями.
– Вас ищу, – горестно вздохнул тот. – Вымерз уже, как мамонт, и машину угробил. Думал, всё…
– А как ты нас нашел?
– По пеленгу, – довольно улыбнулся Гордосевич.
– Какому еще пеленгу? Мы не выходили в эфир.
– Знаю. Там вообще все думают, что вы разбились при посадке или заблудились. Но вчера приборы поймали какой-то дохленький сигнал и определили координаты.
– Какой еще сигнал? – Сенин искоса посмотрел на Валенски, который тоже подошел и маялся чуть поодаль. Биолог пожал плечами. Потом приблизился на пару шагов и, виновато подняв брови, сообщил:
– Наверно, это я. Я вчера карты копировал с навигатора на свой планшет. Без кабеля, по радиопротоколу. Я не думал, что это могут засечь.
– Могут, – усмехнулся Гордосевич. – У нас еще и не то могут.
– Та-ак, – протянул Сенин. – Как всё интересно. И сколько еще народа знает, что мы здесь?