Отречение от благоразумья
Шрифт:
На верхние ярусы башни, откуда доносилась громкая перебранка и где в узких окнах мелькали вспышки света, вела крытая галерея, начинавшаяся на караульной площадке бастиона. Я не удержался, подошел к зубцам и выглянул: беззвездное небо, затянутое серыми тучами, темные окрестные холмы и начинающийся снегопад. Возле моста и на улицах притихшей деревни — никого. Топтавшийся позади Штекельберг презрительно хмыкнул:
— Я же говорил — шмыгнут в подвалы и носа не высунут до завтрашнего утра.
— Как называется река? — зачем-то спросил я.
— Бероунка, — пан Станислав чихнул и недовольно
За его обманчиво-капризным брюзжанием явственно корчил рожи таящийся страх. Он догадывался, какое зрелище нас ждет, больше жизни не хотел оказаться свидетелем и ничего не мог поделать — у него тоже имелся покровитель, чьи приказы не стоило нарушать.
Возле массивных бронзовых дверей, покрытых рельефами на библейские темы, маялись двое караульных в явно надоевших им козлиных личинах. Они подозрительно уставились на нас сквозь глазницы масок, обведенных уже тускнеющим колдовским огнем, но, признав Штекельберга и услышав от него пару фраз на чешском, очевидно, служивших паролем, посторонились, разрешая войти.
Обитатели замка, видимо, испытывали те же трудности, что и повсюду в Европе — как превратить мрачное сооружение средневековых времен (Карлштейн, если мне не изменяла память, строили в XIV, если не в конце XIII века) в нечто, соответствующее нынешним представлениям о надлежащей жизни. Посему некогда голые каменные стены везде, где только можно, завесили гобеленами с игривыми сюжетами, заменили громоздкие деревянные люстры изящными позолоченными и фарфоровыми светильниками, понаставили всюду закупленную во Франции и Италии вычурную мебель с гнутыми ножками и атласными подушками, выглядевшую здесь несколько неуместно.
Мы поднимались по широкой винтовой лестнице, застеленной красным ковром, скомканным и щедро вымазанным грязью после того, как по нему пробежались нападающие. По дороге нам попались на глаза два или три трупа — судя по одежде, невовремя выскочившие на шум слуги — потом снизу долетел женский визг и тут же смолк. Штекельберга слегка передернуло, а я подумал, насколько все неизменно: пока высшие чины делают политику, их подчиненные наскоро вознаграждают себя за тяжкие труды. Интересно, согласуется ли грабеж захваченной крепости с учением протестантизма? Наверняка отлично согласуется, как и в любой армии — не оставим врагу того, что может пригодиться нам самим!
Основные действующие лица собрались на третьем этаже, в комнате, некогда служившей то ли гостиной, то ли кабинетом. Точнее сказать не берусь — по ней словно пронесся изрядный шторм, не оставив ни одного целого или не перевернутого предмета обстановки. Главенствовал важно задравший ножки огромный письменный стол, из-под которого торчали обрывки исписанных бумажных листов и растекались чернильные лужицы. На опрокинутой тумбе, поблескивающей содранной полировкой, боком сидел владелец самой жуткой из масок, только сейчас она валялась на полу, бессмысленно таращась на нас. Мы предусмотрительно остановились возле дверей, я попытался сосчитать число участников драмы. Получилось около дюжины и еще сколько-то человек находилось в соседних комнатах: я слышал, как они там переговариваются и возятся с чем-то.
В
— Они спятили, — почти беззвучно и на удивление непререкаемо заявил господин секретарь и горестно добавил: — Зачем я только согласился идти с ними?
Я хотел кивнуть, но не успел — из соседнего покоя раздался пронзительный вопль, затем еще один, сопровождаемый звоном бьющегося стекла и грохотом падения тяжелого предмета. Предводитель, нетерпеливо постукивавший носком грязного сапога по деревянной стенке тумбы, раздраженно рявкнул, чтобы там пошевеливались и жестом велел своим спутникам вернуть письменный стол в надлежащее положение. Непонятный шум в соседних покоях усилился, переместившись ближе.
Игнациус фон Клай не смотрел в нашу сторону, и мне очень хотелось, чтобы такая мысль как можно дольше не приходила ему в голову. Этот человек точно не относился к тем, кого хочешь иметь своим врагом, но еще бoльшая беда случается, когда он оказывается у тебя в союзниках. На вид я бы дал старшему из братьев Клаев годков тридцать или чуть больше. Крупный, но не грузный, он скорее напоминал купца средней руки, нежели представителя благородного сословия, если не считать странного выражения лица, озлобленного и горького одновременно. Завершалась картина копной светло-рыжих волос, которым не помешала бы толика внимания со стороны их владельца.
Тяжелый стол с кряхтением и перебранкой водрузили на ножки, а из-за кулис, то бишь из двери в соседние помещения, явились новые действующие лица. Возглавлял процессию тип спесивого вида, лет на десять постарше Клая, тоже выряженный в черный плащ, из-под которого иногда мелькали края ярко-красного балахона с золотистой оторочкой. В манерах незнакомца проскальзывало нечто общее с кружком пражских оккультистов — та же непомерная самоуверенность, питающаяся от обладания некими величайшими тайнами.
— Никс, — прошипели над моим ухом, хотя я и сам догадался, снабдив представление настойчивым подергиванием за рукав. — Может, пойдем отсюда?
— Я хочу досмотреть, — буркнул я в ответ. Штекельберг потоптался на месте, но уйти в одиночку не решился.
Мэтр Никс принес с собой вместительную кожаную сумку, внутри которой что-то звякало, и принялся расставлять на столешнице набор предметов, знакомых мне по описаниям проведения магических ритуалов. Так и есть: пара глиняных чаш, медные шандалы на семь или девять свечек, длинный кривой нож с рукояткой черного дерева, маленькая бронзовая курильница, десяток крохотных пузырьков с разноцветными жидкостями... Он что, колдовать тут собирается?