Отрешённые люди
Шрифт:
– Солидный выкуп, – уклончиво ответил тот, – да не в выкупе даже и дело…
– Еще чего просят?
– Дело в том, как выкуп тот надобно им в стойбище доставить. Сам я ехать не могу, дел невпроворот, у Алексея стекольная фабрика, не бросишь, Василий, младший наш, – Зубарев кивнул понятливо головой, ему были знакомы приемы младшего Корнильева и его умение выходить сухим из воды, –
– Так ведь туда полки наши ушли, в степь, – встрял Иван Зубарев.
– Вот из-за них киргизцы как раз и озлились. Солдаты, видать, поразорили их стойбища, скот поугоняли, а может, еще чего, в общем, киргизцы обещали всех купцов, кто мимо них ехать будет, ловить, у себя держать, пока за них выкуп не дадут.
– Выкуп-то они возьмут, – почесал в затылке Василии Павлович, – а вот отпустят ли Федора с миром? Я их норов давненько знаю, имел дело с ихним братом.
– Вот как тут поступать? – перекрестившись на темные образа, спросил Михаил Яковлевич. – Казаков нанимать, чтоб отбили Федора?
– А чего б не попробовать? – шмякнул кулаком по столу Василий Павлович, которого самого несколько лет назад хорошо пощипали в степи, после чего он более года расплачивался за взятые в долг товары.
– Что ты, Иван, скажешь? – обратился Корнильев к младшему Зубареву.
– Я б не так поступил, – скупо ответил тот.
– Да? И как же? Скажи, послухаем.
– Надо ихнего старшину похитить или кого иного из иных знатных людей, а потом и поменять на Федора.
– Ишь ты каков?! – покрутил головой Михаил Яковлевич. – Только кто за такое дело рисковое возьмется? Уж не ты ли?
– Возьмусь, – спокойно ответил он, и глаза у него зажглись. Отец, хорошо знавший, что обозначает этот блеск, только крякнул и громко высморкался.
– Чего скажешь? – Корнильев глянул на Зубарева-старшего.
– Ох и хитер ты, Михаил, – Василию Павловичу подобная затея сына была явно не по душе, – знал, неспроста ты к нам зашел. Опять станешь Ивана сбивать на дурь какую. Все тебе мало… И так едва из острога его выручили. Пущай пожил бы хоть
– А-а-а… вон оно в чем дело? И к кому свататься собрались? Отчего я о том ничего не знаю? Вот молчальники великие! Нехорошо, ой, нехорошо родных людей забывать…
– Зато ты о нас, Мишка, помнишь. Чего Федора не остановил, когда он в такое время в степь поехал? Знал, поди, что солдаты на войну отправились, добра не жди, – продолжал выговаривать ему Зубарев-старший, но по тону было видно, что он уже помягчал, смирился с мыслью, что сыну придется ехать в степь на выручку богатого родственника.
– Ладно, ладно, – примирительно взял за руку разошедшегося хозяина Корнильев, – я же не задаром его об услуге прошу, заплачу за брата родного. Сын у тебя, Василий Палыч, вон каков, башковитый, за печкой его не упрячешь, – и он похлопал по плечу своего двоюродного брата, который засмущался, потупил глаза, и легкий румянец окрасил его слегка смуглые щеки.
– Чего ты, отец, испугался? Не впервой мне, вывернусь…
– Ага, вывернешься. Тулуп выворачивали, выворачивали, пока на две половины не разорвали. Киргизцы, они шутить не станут, пырнут ножичком в брюхо, и поминай, как звали. А ножички у них знаешь какие? Во! Насквозь выйдет и еще останется.
– Поди, не дойдет до смертоубийства, – попробовал успокоить Зубарева Михаил Корнильев, – не тот человек у тебя Иван, чтоб пузо свое под нож киргизский подставлять. Так говорю?
– Решайте сами, – махнул расстроенный Василий Павлович и пошел из горницы, – но чтоб через месяц был тут, а то… – и, не договорив, ушел к себе в кабинетик.
Двоюродные братья, оставшись одни, переглянулись, и Михаил, который был на добрых полтора десятка лет старше Ивана, подмигнул тому и, перейдя на шепот, спросил:
– Значит, под венец идти собрался? Набегался по девкам уже? Гляди, не прогадай. Жена как голова, одна до самой смерти дается.
Конец ознакомительного фрагмента.