Отрок (Части 1-6)
Шрифт:
– Это невозможно…
– Невозможно? А судить дела столетней давности, пользуясь их плодами, возможно?
– Отче…
– Нет, слушай! Сидишь на земле отвоеванной предками, пользуешься ее богатствами, продолжаешь дела их (пусть, по-другому, но продолжаешь) и называешь их преступниками? Да тот старик, что предков славил, в сто раз честнее тебя!
– Отче…
– Молчи! "Не суди, и да не судим будешь". Это для кого сказано? Только для меня? Или для всех? Суд в Нюрнберге… Наслушался на торгу купцов иноземных… Пращуры твои кровь проливали, исполняя свой долг так, как они его понимали,
– Но что же…
– Живи достойно сам. Не твори того, что считаешь непотребным, а пращуров благодари за то что живешь на своей земле и в свете Истиной Веры, а не воешь с голоду на гноище и не коснеешь в дикости. Дела же их Высший Суд уже рассудил, не нам его поправлять. "Мертвые сраму не имут". Язычником был князь Святослав Игоревич, но истину изрек великую, и касается она не только павших на поле брани, а всех!
В помещении повисло тяжелое молчание. Отец Михаил тихонечко покашлял, сплюнул в тряпочку, потом произнес совсем уже другим голосом - тихо и очень грустно:
– Увы, Миша. Прошлого не вернешь и не исправишь, можно только не повторять прошлых ошибок.
– Но как определить: то ли творишь?
– Вера, Миша, только Истинная Вера укажет достойную цель и достойные средства ее достижения. Слабый вопиет к Небесам о защите и утешении, сильный же взыскует путеводной нити.
– А ярый?
– Ярый алчет служения!
– Пассионарии…
– Что?
– Ярому нужна только идея.– Пояснил Мишка.– Все остальное он сам решит.
– Так. А идею эту дает Православная Вера.
– Делай, что считаешь должным, но спрос будет только с тебя, спрятаться не за кого.
– Вижу, что понял, отрок.
– Один умный человек мне недавно сказал: "И хорошие люди творят зло, если считают, что поступают верно".
– Если боишься случайно сотворить зло, Миша, посади себя на цепь. Но помни: духовные узы крепче любых цепей. Вера и есть сии духовные узы. Вера - вообще все!
"Гм…На фронтоне Исаакиевского собора есть надпись: "На тя, Господи, уповаем, да не устыдимся вовеки". Не об этом ли?".
– Спасибо, отче.
– Тебе, Миша, спасибо: только с тобой и поговорить о таких вещах, душу отвести. Что-то, вижу, еще тебя гложет?
– Да, Илларион, будь он не ладен! Глупость я сделал…
– Ну, будет! Наговорились!– Раздался от дверей голос.– Ступай-ка ты, Мишка домой. Святой отец утомился, ему поесть и отдохнуть надо!
В дверях, закрыв могучей фигурой почти весь проем, высилась тетка Алена. Отец Михаил вздрогнул, словно от грома небесного, во взгляде его снова засквозили тоска и беспомощность.
– Царю Небесный, дай мне силы!!!
– Будут, будут тебе силы.– Почти мужским басом проворковала Алена.– Сейчас кашки с молочком поешь, таким богатырем станешь! Ступай, Мишка, ступай.
– Богородица Дева! Заступница Небесная! Обрати светлый лик свой…
Захлопнувшаяся за спиной дверь обрезала полный страдания голос монаха. Роська вылупился удивленно, даже, несколько испугано.
– Минь, чего это он там плачет?
– Он не плачет, он вопиёт!
– А… Почему?
– Лечиться
– Ага! Особенно, если такая бабища лечит!
– А другая и не справится. Помоги-ка с крыльца слезть. Не навернуться бы опять.
"Да, сэр, крепенько Вам монах насовал и, позвольте Вам заметить, за дело. Как, все-таки легко на критиканство сорваться! Все вокруг в дерьме: и Ярослав Мудрый, и Харальд, и вся сотня, и тут выхожу я - в судейской мантии, истиной в последней инстанции на устах и сияющим нимбом…вокруг жопы. Всех осудил, всех заклеймил… Позорище, блин! Только такой святой, как отец Михаил, и мог меня матюгами не обложить.
И с чего я завелся-то так? Наверно, все-таки, из-за того, что монах первых ратников сотни безбашенными отморозками посчитал. Да не были же они никакими отморозками, нормальные крутые мужики, военные профессионалы. Конечно, отцу Михаилу с его: "возлюби врага", да "подставь другую щеку" - понять, что это - тоже совершенно нормальные люди, очень трудно. Но странно, вообще-то. Он же в воинском поселении столько лет прослужил. Среди таких же профессионалов.
А, может, не способен понять в принципе? Как там лорд Корней живописал? "Лентяй норовит трудягу дураком выставить, слабак сильного человека - зверем тупым, а трус храбреца - сумасшедшим". Ну, трудягу отец Михаил дураком вряд ли посчитает, а вот, насчет остального… Ну да, тут я из чувства противоречия и попер буром, и даже сам не заметил, как дерьмократом голимым нарисовался. Ну надо ж так…".
– Минь, приехали. Сегодня еще куда поедем, или распрягать?
– Распрягай. Завтра поедем. У меня с утра дело будет, но ненадолго, а потом к Нинее поедем. У матери где-то подарки лежат для Нинеи и внучат, да мать еще и сама каких-то гостинцев приготовила. Вот это все возьмешь у нее, в сани уложишь, я освобожусь, и сразу поедем.
– Угу. Она что, родня вам?
– Нет, просто человек хороший, сам увидишь. Ну я пошел.
"А со Змеем Горынычем-то как интересно. Кто бы мог подумать: Змей Горыныч - реальная историческая личность! Обалдеть! Сказители, конечно, лихие ребята: мало того, что Соловья-разбойника в другое княжество переселили, так еще и волынского воеводу трансформировали в гибрид птеродактиля с огнеметом, да еще в трехствольном исполнении. Кхе, как говорит лорд Корней. Впрочем, Соловьев могло быть и два, один в черниговской земле, другой - в древлянской. Слились же в народных сказках в единую личность Владимир Святой и Владимир Мономах, под именем Владимир Красно Солнышко. Этнографа бы сюда вместо меня, вот бы кайфовал…".
Бум! Удар по голове был не столько сильным, сколько неожиданным. От неожиданности-то Мишка и упал, тут же получив пинок под ребра. Опять же несильный, даже, какой-то несерьезный.
– У, змей подколодный!– раздался над головой голос Аньки-младшей - Глаза твои бесстыжие, аспид! Что б у тебя язык твой поганый отсох!
Мишка едва успел прикрыться рукой - зубья грабель летели прямо в лицо. Прикрылся плохо - боль рванула правую щеку, хорошо, хоть, глаза уберег. Анька замахнулась еще раз, но грабли, почему-то, так и остались закинутыми за голову.