Отрок (Части 1-6)
Шрифт:
– Думал, отче, но, прости за дерзость, иначе, чем отец Михаил.
– Как иначе?
"Похоже, козел константинопольский заинтересовался… Ну, ловись рыбка большая и маленькая!".
– Я, отче, восьмое колено воинского рода, потому и мыслю как воин… В войске крестоносцев, которое Гроб Господень освободило, многие рыцари пожелали служить Господу, но с оружием расставаться не захотели. Так появились рыцарские ордена, которые никому, кроме Папы Римского, не подчиняются. Страшная сила в руке Католической церкви.
Вот бы и Православной
– Все прочь.
Сказано было негромко, но так, что через несколько секунд Мишка с Илларионом остались с глазу на глаз. Дед с Никифором и сопровождающие Иллариона монахи удалились на почтительное расстояние.
"Есть контакт! Клюнул грек!".
– Откуда мысли такие, отрок Михаил?
– Прости, отче, неприятные вещи придется говорить.
– Считай, что ты на исповеди. Тебе сколько лет?
– Тринадцать, отче. Я понимаю: странно от мальчишки такие речи слышать, но я - командир "Младшей стражи" и…
– Что за "Младшая стража"?
– Когда наша сотня на рать уходит, кому-то надо село охранять. Кругом язычники и граница с Волынью рядом. Вот "Младшая стража" из мальчишек и набирается. Для того и самострелы, и воинское учение. Этому обычаю уже больше ста…
– Понятно, так что ты говорил…
– Я - командир "Младшей стражи", а когда людьми командуешь и от тебя зависит безопасность почти пяти сотен людей, мыслить по-детски нельзя.
– Да нет же!– Илларион досадливо поморщился и это было первым проявлением эмоций за весь разговор.– Что ты про неприятные вещи говорил?
– Рюриковичи землю делят, растаскивают Русь по кускам. Наша сотня еще Ярославом Мудрым здесь поселена и никто не знает: на чью сторону мы встанем, если Туров от Киева отложиться надумает. Когда сотник Кирилл от ран еще не оправился, Великий князь Владимир Всеволодович над сотней своего боярина поставил, а тот сотню чуть не под полное истребление подвел, чудом спаслись. Есть у ратников подозрение, что сделано это было намерено. Сейчас сотник Кирилл здоров, ты, отче, сам видел, но в покое нас не оставят. Вот если бы мы, как орден, мирским властям не подчинялись, а только Церкви…
– Тринадцать лет… В каком возрасте у вас ратниками становятся?
– В шестнадцать или в семнадцать, отче, как выйдет.
– Значит, через три или четыре… - Илларион помолчал, потом неожиданно спросил: - Сотником, наверно, стать хочешь?
– Ну, не сразу… И должность эта не наследственная, а выборная.
– А если под рукой Церкви окажетесь, будет назначаемая. Понимаешь меня?
– Да, отче, понимаю. Только с благословения Святой Церкви…
– О нашем разговоре - никому. Деду твоему должность сотника вернем. Феофан!
– Слушаю, брат Илларион.– "Особист" вырос за плечом иеромонаха, словно и не отходил вместе со всеми в сторону.
– Передашь тысяцкому: скоморохов
"Однако! "Нещадно" это значит, что можно даже убивать. Византиец, он и на Руси - византиец".
– Но Владыка…- Попробовал что-то возразить Феофан.
– С Его Преосвященством переговорю сам!– Перебил недослушав Илларион.– Сотник Кирилл!
– Здесь, отче!– Дед бодро прихромал из ближнего угла амбара.
– За внука хвалю! Правильно воспитываешь. С князем увидишься, обещаю. Храни вас Бог!
Никифор пошел провожать Иллариона со свитой, а дед сразу же прицепился к Мишке с расспросами.
– Деда, потом, не при пацанах. Ребята! Иеромонах одобрил! Разрешил на торгу представлять! Поздравляю, наша взяла!
* * *Вечером дед с Никифором взяли Мишку в оборот.
– Чего он от тебя хотел? Про доходы выспрашивал, на десятину намекал?– Беспокоился Никифор.
– Да причем тут десятина, Никеша?– дед небрежно махнул ладонью.– Ты слышал о чем разговор зашел, когда он нас отослал? Михайла, что ты там про ордена какие-то толковал?
– Он не велел никому рассказывать, деда.
– Михайла, да ты что?– Возмутился Никифор.– Мы же не чужие!
– Дядя Никифор, Илларион - грек, любит секреты разводить. Не дай Бог, проговоришься где, а до него дойдет. Сам же и пострадаешь.
– Ха! Михайла, не знаешь ты, как купцы тайны хранить умеют. Да если б я болтуном был, давно бы по миру пошел! Давай, давай, рассказывай, про доходы с представления он не выспрашивал?
– Да не интересуют его деньги! Вы сами подумайте: он же, по его разумению, в глушь страшную попал, скукотища тут - ни блеска Цареградского, ни политики, ни заговоров, ни возможности возвыситься. А попал-то надолго, зря что ли язык наш вызубрил? А тут рыцарский орден православный. Появилась надежда власть заполучить, возвеличиться, силу в своих руках иметь, князьями повелевать! Он же в этом увидел возможность любимым делом заняться! Ну и что, по сравнению с этим, твои несколько гривен?
Деда, конечно же, больше интересовали не финансовые соображения, а военные.
– И где же он народу для своего ордена наберет?
– А он, деда, для начала, на нашу сотню глаз положил.
– Да какие же мы рыцари? Видел я этих риттеров! Дурак дураком: из лука стрелять не учится - зазорно благородному, ни читать, ни писать не умеет, в бане не моется, живет в башне, а рядом деревенька с десятком холопов. А гонору-то, гонору! Воинского строя не признают, каждый сам по себе.
– Нет, деда, это - не орденские рыцари. Те и грамотные, и дисциплина у них железная, без всякого гонора, и богатства они в орденских замках держат несметные. А сильнее их войска ни у одного короля нет, потому, что их всю жизнь в воинском деле упражняться заставляют и постоянно в готовности быть.