Отрок (Части 1-6)
Шрифт:
Есть методика! Делаем обобщенный портрет слушателя и ищем аналогии между XX и XII веками! Патриархальное воспитание, крестьянский образ жизни, плюс военная тематика представления… Песни гражданской войны! А ну-ка!".
– Так, попробуем! Сначала, ты.– Мишка ткнул пальцем в сторону мужика с трубой.– Раз, два, три, четыре!– Вместе с отсчетом Мишка взмахами руки задал "басу" темп.
Бу-бу-бу загудела труба.
– Теперь ты - Мишка обернулся к "ксилофонисту".– Делаешь так, как будто копыта стучат на галопе: тра, тра, тра.
– Теперь - ты! Ля, ля-ля-ля…
"Белая армия, черный
Снова готовят нам царский трон.
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней!".
–А теперь так: тра-ля, ля-ля, ля-ля…
"Так пусть же Красная
Вздымает яростно
Свой меч мозолистой рукой
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой!".
– А вот ты.– Мишка обратился к одному из парней, играющих на рожках.– Попробуй сделать так: Па-па, па-па, па-пам!– Мишка попытался изобразить звук горна.– И представьте себе, когда играете: скачут по дороге ратники - копыта стучат, оружие звенит, шлемы на солнце блестят. Ну, сначала: раз, два, три…
Музыкантам мелодия явно нравилась, играли, что называется, с душой, Мишка чуть не запел вслух. В том углу, где яростно торговались Своята с Никифором, опять наступила тишина. Когда затихли последние аккорды, первым опомнился Никифор:
– Ха! Да за такую музыку ты вообще бесплатно играть должен и благодарить еще!
– Убивец! С голоду же передохнем! Десятая!
– Пятнадцатая и музыка!
– Хозяин!– Подал голос приказчик Семен.– Плотники пришли, помост сколачивать.
– Ну вот, Своята, сам виноват! Видишь: уже и плотники пришли.
Причем здесь были плотники Мишка не понял, но у торговли своя логика.
– Ладно, Никифор Палыч, двенадцатая часть и музыка. По рукам?
– Грабитель, людоед! Да что с тобой поделаешь? По рукам!
– Михайла… - Своята зыркнул глазами на Немого.– Михайла Фролыч…
– Просто Михайла, не чинись.– Изобразил демократичность Мишка.
– Михайла, пойдем на улицу, тут сейчас стучать начнут, еще чего-нибудь новенькое напоешь?
– Вы это-то разучите.
– Разучим, я им покоя не дам пока…
– Ты бы их покормил сначала, задаток-то получил? Смотри: аж синие все. Приходите-ка после обеда, может, еще чего придумаем.
На выходе из ладейного амбара Мишка, сквозь шум, производимый плотниками, невольно подслушал, как Никифор рассыпается в комплиментах:
– Ну и внуки у тебя, Корней Агеич! И скачут и стреляют, и науки постигли, и музыку сочиняют, а еще же и четырнадцати годов нет! Не то, что мои обалдуи! И как ты их всему этому обучил-то?
– Дык, гм, это… Воспитываем помаленьку. Кхе!
"Кто бы мог подумать: в селе Ратное не только военный гарнизон имеется, но еще и цирковое училище с университетом и консерваторией. Чудны дела твои, Господи! Блин, прости меня грешного!".
Глава 2
Четыре дня представления шли с аншлагом. Ходок оказался великолепным режиссером-постановщиком и сумел растянуть действо на два отделения минут по двадцать - двадцать пять каждое. Перед началом и в антракте оркестр играл "Барыню", "Катюшу", "Синий платочек" и "Случайный вальс". Среди зрителей сновали торговцы лакомствами, "подставные" Ходока по ходу представления заключали самые дикие пари, Кузька вошел во вкус: кривлялся, показывал язык, падал
Своята "въехал" в драматургию представления и музыка в нужные моменты умолкала совсем, или ее сменял тревожный рокот бубна. При каждом удачном попадании кинжала или болта Своята лупил в здоровенный медный таз, а по ходу всего представления оркестр лихо наяривал "белая армия, черный барон", "Три танкиста" и прочие шлягеры сталинских времен.
Концовку представления Мишка слизал с виденного еще в детстве выступления цирковой труппы кубанских казаков. Сделанный из ладейного паруса занавес распахивался и на арену вылетала галопом Рыжуха, запряженная в тележный передок. На передке был укреплен шест, и держась за него в трех ярусной пирамиде стояла вся труппа. На втором круге на верхушке шеста разворачивалось алое полотнище Спаса Нерукотворного и все это происходило под музыку "Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин".
Мишка сам балдел от происходящего и орал "Слава православному воинству!" как пьяный. Сказать, что публика была в восторге, значило, не сказать ничего - зрителей обносили не только квасом, но и кой чем покрепче и в конце представления ор стоял такой, что тряслись стены. Комментарии же, доносящиеся из зрительного зала, заставляли Никифора подумывать о запрете посещения представлений женщинами и детьми.
Духотища образовывающаяся в амбаре под конец действа, казалось, позволяла вешать в воздухе не то что топор, а целую вязанку топоров. С ребят, которые выступали в кольчугах, переделанных для них Лавром из всякого старья, и войлочных поддоспешниках, пот лил ручьями. Но воинское учение - есть воинское учение, дед в этом вопросе был беспощаден. Зрители тоже прели в шубах и тулупах, так что по степени "ароматизации" Никифоров ладейный амбар запросто мог соперничать с настоящим цирком.
* * *Утром пятого дня дед объявил Мишке, что Никифор выполнил обещание и сегодня купцы идут к епископу просить, чтобы скоморохов гнали с торга, а вместо них разрешили представлять воинское учение.
– Только вот, сомнительно мне что-то, Михайла: не дай Бог придут попы представление смотреть, а там такое же, как вчера учинится. Под конец, я думал амбар развалят!
– Дядька Никифор обещал, что специально народ поспокойнее пригласит, с детьми, с женами и разносить ничего крепче кваса не будут. И об заклад биться тоже не будут. А я Кузьку накрутил, чтобы не кривлялся. И вот еще что, деда, в конце представления я тебя в круг приглашу: посмотрите, мол, вот сотник Кирилл, который смену христолюбивому воинству готовит - наш учитель и благодетель. Ты приоденься, меч на пояс повесь, ну и прочее… Да что я тебе рассказываю, ты же при княжеском дворе бывал, все лучше меня знаешь.
– Знаю, конечно. Посмотрим: кто кого сегодня сильнее удивит?
– Это ты о чем, деда?
– А вот увидишь. Кхе!
Дед как в воду смотрел: на очередное представление заявилась "идеологическая комиссия" с епископского подворья во главе с самим секретарем епископа иеромонахом Илларионом - горбоносым греком с военной выправкой и надменным выражением лица. Черноглазый, с черными, как смоль, волосами и остроконечной бородой, он, в соответствии с киношными стандартами, больше годился, как типаж, в слуги дьявола, а не Бога, но выбирать, разумеется не приходилось.