Отрок (XXI-XII)
Шрифт:
– Допросить!
– Рявкнул дед, потом спохватился: - Погоди, Михайла? Он же раненый лежит!
– А больше у нас никто из самострелов не стреляет, его болт.
– Где он?
– дед снова начал оглядываться.
– Так вон же, рядом!
– Лука ткнул протянутой рукой в мишкину сторону.
– Вон его сани, а чего это он на снегу лежит?
– Иди, Лука, я сам. Поднимай стан, накормим людей, скотину и, как раз, рассветет. Ехать надо. И построже там, хватит с нас приключений. Илья, что тут у вас?
– Корней Агеич,
– Илья был предельно вежлив, только что не кланялся.
– А то Михайла травы для перевязки жевал, горько же.
– А запаренной травы у тебя, конечно, нет?
– недовольно пробурчал дед.
– Вчера вся вышла, хотел с утра запарить, да вот ведь какие дела…
– Что тут у вас случилось-то?
– Михайла лазутчика заметил. Я-то в пол уха сплю, когда раненые… чувствую, он дышать по-другому стал, только хотел встать, посмотреть, а он шепчет: самострел давай. Ну и… это, я заряжал, он стрелял, а потом в нас. Он, от греха из саней вывалился, ну и рана открылась. Так как, насчет медку-то?
– Есть, есть, - дед похлопал по баклажке, привешенной к поясу - только давай его сначала на место переложим.
– Я сам, деда…
– Лежи уж… сам. Взяли! Вот так, на, хлебни, травы, и правда, горькие.
– Корней Агеич, дозволь и мне приложиться, кости все ноют, видать, снег пойдет.
– Вот только этого нам и не хватало. Приложись, чего уж там, вдвоем сегодня стреляли. Я Бурею скажу… эй-эй, меру-то знай! Чуть не все выхлебал, всем ты хорош, Илья, но в питие удержу не знаешь.
– Чего сказать-то мне хотел, Корней?
– раздался сбоку неприятный хриплый голос.
Обозный старшина Бурей был не просто страшен, им можно было пугать не только детей, но даже и взрослых. Горбатый, руки висят ниже колен, надбровные дуги, как у питекантропа, носа почти нет, а брода растет от самых глаз. Ратнинские бабы на полном серьезе утверждали, что матушка прижила Бурея в лесу с лешим. Единственный из обозников, он имел серебряное кольцо ратника, причем заработал его за один раз. Обладая жуткой физической силой, однажды, когда к телегам с ранеными прорвались половцы, он оглоблей вынес из седел одиннадцать степняков, а из него самого потом вытащили четыре стрелы.
Мужики Бурея уважали, не только за силу, но и за ум, а так же за кое-какие лекарские знания, недоступные даже Настене. К уважению, правда, примешивалась некоторая доля легкой жути. Не из-за внешности, а из-за того, что Бурей умел избавить от мучений безнадежного раненого, всего лишь, нажатием большого пальца на, одному ему известную, точку шейного отдела позвоночника.
Полонянки же и холопки держали Бурея чуть ли не наравне с Сатаной, поскольку до плотских утех он был не просто большим охотником, а, прямо-таки, фанатом. Сколько их бедолаг прошло через его руки, он, наверно, и сам не знал. Дважды он даже женился, но заканчивалось все одинаково: жены рожали ему нежизнеспособных младенцев
– Чего сказать-то хотел, Корней?
– Повторил обозный старшина.
– Илюха твой отличился, надо бы наградить.
– С чего награждать-то?
– Бурей даже и не глянул на Илью.
– Или долю обозу увеличишь?
– Ты же знаешь: - пожал плечами дед - против обычая никто не пойдет.
– Ну, так что, тогда?
– Зайди ко мне, как приедем, поговорим.
– Как приедем, тебе не до того будет: этакую прорву народу пристраивать придется, а потом у тебя настроение пропадет, обозник, по сравнению с другими делами, мелочью покажется, да и забудется. Что, не так?
Авторитетов для Бурея не существовало, он и с князем, наверно, так же разговаривал бы. За свою жизнь обозный старшина пережил столько унижений и несчастий, что не боялся никого и ничего. Как дразнили его в детстве ровесники, как насмехались в юности девки, как ненавидели и боялись холопки…
– Кхе! Ладно, тогда по-другому сделаем. Лавруха весь ратнинский обоз поднял и сюда гонит. Надо из городища сено и прочий корм для скотины забрать, а потом все там сжечь.
– Знаю, - кивнул Бурей - сам с ними пойду.
– Вот и возьми Илюху с собой, там еще пошарить можно, не все же с собой увезли, глядишь, и найдется что, для хозяйства.
– Возьму. Что найдем - наше?
– Да, - согласно кивнул дед - мы свое уже взяли. Потом все подожжете
– А если люди попадутся?
– Возьмешь - твои будут. Охрану дать?
– Было заметно, что деду очень не хочется отпускать с Буреем ратников, которых и так было мало, но не преложить он не имел права. Бурей это, конечно же и сам понял, поэтому лишь махнул рукой.
– Сами управимся.
– Деда, можно мне сказать?
– Мишка приподнялся на локтях.
– Не встревай, пацан.
– Бурей коротко обернулся в мишкину сторону.
– Старшие разговаривают, жди, пока спросят!
– А он не тебя и спрашивает, Буреюшка, угомонись, милый. Говори, Михайла.
– Ну, я тогда пошел.
– Бурей развернулся, собираясь уйти.
– Стой, где стоишь!
– Скомандовал дед.
– Я тебя отпускал? Ладно, молодые распустились, ты-то чего?
– Недосуг, дел много.
– Ничего, подожди. Михайла, бывает, и дело говорит. Ну, Михайла?
– Ты вот про охрану сейчас сказал, а Илья мне рассказывал, как, бывает, обозы громят. Я и подумал: дать бы обозникам самострелы. Сильным быть не нужно, научиться можно быстро, а несколько десятков выстрелов - это ж сила! Илья из моего попробовал стрельнуть, получилось.
– Что скажешь, Бурей?
– Игрушка, Корней. Я против.
– Дядя Бурей…
– Я тебе не дядя!
– Серафим Ипатьич! Да если хоть несколько жизней самострелы спасут, и то хорошо, а если удачно получится, то и вообще к обозу ворогов не подпустите.