Отрок (XXI-XII)

Красницкий Евгений Сергеевич

–  Со временем… - Илларион слегка повернул голову к сопровождающим его монахам.
– Михаил?

–  Славянин, боярского рода, учился в Киеве, потом в Царьграде, совершил паломничество в Иерусалим. Проявил способности к наукам, отыскал и перевел несколько древних текстов, за что был удостоен…

–  Почему тогда он - в отдаленном селе? Ладно, потом.

"Это кто ж такой? Зам по кадрам или "особист"? Прямо как досье цитирует".

–  Ты отрок…

–  Михаил, отче.

–  Гм, тоже Михаил? Так вот,

Михаил, не думал ли ты о том, чтобы стать, как тезка твой и учитель, слугой Божьим?

–  Думал, отче, но, прости за дерзость, иначе, чем отец Михаил.

–  Как иначе?

"Похоже, козел константинопольский заинтересовался… Ну, ловись рыбка большая и маленькая!".

–  Я, отче, восьмое колено воинского рода, потому и мыслю как воин… В войске крестоносцев, которое Гроб Господень освободило, многие рыцари пожелали служить Господу, но с оружием расставаться не захотели. Так появились рыцарские ордена, которые никому, кроме Папы Римского, не подчиняются. Страшная сила в руке Католической церкви.

Вот бы и Православной церкви такой иметь. Можно было бы и княжеские усобицы пресечь, и драчливых соседей образумить, и новые земли под руку истиной веры привести.

–  Все прочь.

Сказано было негромко, но так, что через несколько секунд Мишка с Илларионом остались с глазу на глаз. Дед с Никифором и сопровождающие Иллариона монахи удалились на почтительное расстояние.

"Есть контакт! Клюнул грек!".

–  Откуда мысли такие, отрок Михаил?

–  Прости, отче, неприятные вещи придется говорить.

–  Считай, что ты на исповеди. Тебе сколько лет?

–  Тринадцать, отче. Я понимаю: странно от мальчишки такие речи слышать, но я - командир "Младшей стражи" и…

–  Что за "Младшая стража"?

–  Когда наша сотня на рать уходит, кому-то надо село охранять. Кругом язычники и граница с Волынью рядом. Вот "Младшая стража" из мальчишек и набирается. Для того и самострелы, и воинское учение. Этому обычаю уже больше ста…

–  Понятно, так что ты говорил…

–  Я - командир "Младшей стражи", а когда людьми командуешь и от тебя зависит безопасность почти пяти сотен людей, мыслить по-детски нельзя.

–  Да нет же!
– Илларион досадливо поморщился и это было первым проявлением эмоций за весь разговор.
– Что ты про неприятные вещи говорил?

–  Рюриковичи землю делят, растаскивают Русь по кускам. Наша сотня еще Ярославом Мудрым здесь поселена и никто не знает: на чью сторону мы встанем, если Туров от Киева отложиться надумает. Когда сотник Кирилл от ран еще не оправился, Великий князь Владимир Всеволодович над сотней своего боярина поставил, а тот сотню чуть не под полное истребление подвел, чудом спаслись. Есть у ратников подозрение, что сделано это было намерено. Сейчас сотник Кирилл здоров, ты, отче, сам видел, но в покое нас не оставят. Вот если бы мы, как орден, мирским властям не подчинялись, а только Церкви…

–  Тринадцать лет… В каком возрасте

у вас ратниками становятся?

–  В шестнадцать или в семнадцать, отче, как выйдет.

–  Значит, через три или четыре… - Илларион помолчал, потом неожиданно спросил: - Сотником, наверно, стать хочешь?

–  Ну, не сразу… И должность эта не наследственная, а выборная.

–  А если под рукой Церкви окажетесь, будет назначаемая. Понимаешь меня?

–  Да, отче, понимаю. Только с благословения Святой Церкви…

–  О нашем разговоре - никому. Деду твоему должность сотника вернем. Феофан!

–  Слушаю, брат Илларион.
– "Особист" вырос за плечом иеромонаха, словно и не отходил вместе со всеми в сторону.

–  Передашь тысяцкому: скоморохов с торга гнать нещадно!
– Распорядился Илларион.
– Отрокам на торгу представлять невозбранно и… с музыкой.

"Однако! "Нещадно" это значит, что можно даже убивать. Византиец, он и на Руси - византиец".

–  Но Владыка…- Попробовал что-то возразить Феофан.

–  С Его Преосвященством переговорю сам!
– Перебил недослушав Илларион.
– Сотник Кирилл!

–  Здесь, отче!
– Дед бодро прихромал из ближнего угла амбара.

–  За внука хвалю! Правильно воспитываешь. С князем увидишься, обещаю. Храни вас Бог!

Никифор пошел провожать Иллариона со свитой, а дед сразу же прицепился к Мишке с расспросами.

–  Деда, потом, не при пацанах. Ребята! Иеромонах одобрил! Разрешил на торгу представлять! Поздравляю, наша взяла!

* * *

Вечером дед с Никифором взяли Мишку в оборот.

–  Чего он от тебя хотел? Про доходы выспрашивал, на десятину намекал?
– Беспокоился Никифор.

–  Да причем тут десятина, Никеша?
– дед небрежно махнул ладонью.
– Ты слышал о чем разговор зашел, когда он нас отослал? Михайла, что ты там про ордена какие-то толковал?

–  Он не велел никому рассказывать, деда.

–  Михайла, да ты что?
– Возмутился Никифор.
– Мы же не чужие!

–  Дядя Никифор, Илларион - грек, любит секреты разводить. Не дай Бог, проговоришься где, а до него дойдет. Сам же и пострадаешь.

–  Ха! Михайла, не знаешь ты, как купцы тайны хранить умеют. Да если б я болтуном был, давно бы по миру пошел! Давай, давай, рассказывай, про доходы с представления он не выспрашивал?

–  Да не интересуют его деньги! Вы сами подумайте: он же, по его разумению, в глушь страшную попал, скукотища тут - ни блеска Цареградского, ни политики, ни заговоров, ни возможности возвыситься. А попал-то надолго, зря что ли язык наш вызубрил? А тут рыцарский орден православный. Появилась надежда власть заполучить, возвеличиться, силу в своих руках иметь, князьями повелевать! Он же в этом увидел возможность любимым делом заняться! Ну и что, по сравнению с этим, твои несколько гривен?

Деда, конечно же, больше интересовали не финансовые соображения, а военные.