Отрок. Покоренная сила (Часть 5-6)
Шрифт:
— Понимаю… Верю.
«Бери ложку, бери хлеб, собирайся на обед!» — рожок, конечно, звучит не так, как горн, но этот сигнал любому солдату любезен в любом исполнении. Да и играл Дударик — ученик Артемия — виртуозно.
Артемий…
Оказалось, что он внук мастера, изготавливавшего музыкальные инструменты. Родом Артюха был из «культурной столицы» древней Руси — Ростова Великого. Родителей своих он не помнил, жил с дедом. Какая беда оставила деда бобылем с малолетним внучонком на руках, Артюха так и не дознался, дед об этом
Артемий не только перенял мастерство деда, но еще и умел играть на всем, что выходило из-под его рук. Но и этого матушке природе, видимо, показалось мало — одаривать, так одаривать. Артюха обладал еще и педагогическим талантом. Как выяснил Мишка, это Артемий, а вовсе не Своята, как можно было подумать, выучил играть Матвея на рожке, а Дмитрия на флейте.
Вообще, вся музыкальная часть в оркестре держалась на Артемии, а Своята, скорее, был администратором. Заполучил себе такого ценного кадра Своята очень просто. Будучи постоянным клиентом деда, он случайно оказался в Ростове в то самое время, когда старик умер и, нахально назвавшись дальним родственником, просто-напросто забрал Артемия себе. Так же, как и денежки, вырученные от продажи имущества покойного. Фактически, Своята ограбил талантливого сироту и заставил пахать на себя лишь за скудные харчи. Века проходят, а отношения в шоу-бизнесе не меняются.
Ученика Артемию нашел Мишка. По случаю выздоровления раненых крестников, мать устроила… праздник не праздник, так — посиделки с пирогами, а ребята решили порадовать крестную музыкой. Народу на звуки рожков и флейты набралось столько, что пришлось перенести концерт во двор.
Там-то Мишка и обратил внимание на мальчугана лет восьми-девяти, зачарованно глядящего на музыкантов и перебирающего пальцами около рта, словно он играл на свирели. Малец и малец, таких во дворе была целая толпа, но как-то очень уж четко и осмысленно двигались его пальцы, перебирая невидимые клапаны свирели.
Мишка подозвал паренька и тихонько спросил:
— Нравится?
— Ага, у меня тоже дудочка была, только потерялась.
«Да уж, выселялись из Куньего городища, мягко говоря, торопливо. Где уж там было думать о детской дудочке».
— Пойдем-ка со мной.
Мишка привел мальца в кладовую, выбрал на полке два берестяных туеска, величиной, примерно, со стакан, всыпал в каждый по горсти сушеного гороха и закрыл крышками. Потряс, прислушался к получающемуся звуку, еще потряс.
— Понимаешь?
— Ага, только, дядька Михал, надо вот в этот туесок еще горошку подсыпать, чтобы звук одинаковый был.
Мишка даже сам не понял, что его больше удивило: обращение «дядька» или тонкость музыкального слуха мальчишки.
— Ну, подсыпь сам.
Малец и добавил-то всего три или четыре горошины. Потряс туески, открыл оба и отсыпал понемногу из каждого. Снова потряс, склонив голову набок, и расплылся в улыбке.
— Теперь хорошо!
— Ну, беги, подыгрывай.
Артюха,
«Вот так, сэр Майкл, коллекционируйте счастье на детских лицах, и чем обширнее будет ваша коллекция, тем дольше проживете. Да и потом… если там, наверху, кто-то и вправду есть — зачтется. Ей Богу зачтется, вернее, чем все поставленные в церкви свечи».
Дня через два или три, проходя по двору, Мишка вдруг услышал звуки рожка и свирели:
Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой Выходила на…Свирель сбилась, следом за ней умолк рожок, а потом дуэт зазвучал снова:
Расцветали яблони и груши…Малец оказался из той самой семьи, которую Мишка с таким скандалом выкупил у Афони. В Нинеину весь семья переехала вместе с воинской школой, и Артюха, научив пацаненка играть на рожке, заставил его разучить воинские сигналы, которые напел ему Мишка: «Подъем, отбой, тревога, целься, приступить к занятиям» — все, что удалось вспомнить.
Так мишкин протеже стал сигнальщиком Младшей стражи, а звать его стали Дудариком и прозвище это ему очень шло.
Артемию же Мишка поручил искать мальчишек, обладающих музыкальным слухом и способных выучиться игре на каком-либо музыкальном инструменте. Мысль о создании военного оркестра была совершенно несвоевременной, Мишка сам себя обзывал дураком, но этот дурацкий проект засел в мозгу, как рыболовный крючок, и избавиться от него никак не получалось.
— Стража! В колонну по три становись! На обед, правое плечо вперед, шагом, ступай!
Со строевыми командами Мишка намучался предостаточно. Заменить немецкое «марш» на русское «ступай» особого труда не представляло — эта команда существовала в русской армии еще при Екатерине Великой, «марш» появился только при Павле I. Шеренгу Мишка заменил на ряд, а вот с колонной ничего придумать не смог, так и оставил.
«Ну-с, сэр, пора на ежедневное мучение, укрепите себя мыслями о божественном и вперед. Кто там у нас сегодня по календарю?»
Мишка пошуршал записями, сделанными под диктовку отца Михаила.
«Ага, Преподобный Феодосий Печерский. Феодосий, Феодосий… Должен же быть сегодня именинник… Ага, есть! В четвертом десятке. Ну что ж, вперед, сэр Майкл, вас ждут великие дела!»
Мишка спустился из своей горницы на первый этаж, служащий одновременно и столовой и казармой и вообще всем остальным, теснотища, конечно, жуткая, но это — временно.
— Стража! Смирно! Господин старшина! Ратники Младшей стражи на трапезу собраны, дежурный десятник Дмитрий!
— Вольно.