Отрок
Шрифт:
— Что, гниды болотные, зассали? — Заорал во всю глотку Мишка. — Подходи по очереди, всем яйца отстригу!
Мишка перевернулся на живот и по-пластунски подполз к хвосту лошади.
— Белояр! Время уходит, давай… а-а-а!
Вот и пригодилось умение стрелять на звук. Мишка попытался снова взвести самострел, но ногу полоснула такая боль, что он чуть не закричал. Штанина быстро набухала кровью.
— Шуйка! — Опять подал голос командир засады, видимо его-то и звали Белояром. — Шуйка, ты живой?
— Белояр, угребище звезданутое, ты — следующий! — Надрывался Мишка. — Подай-ка голос еще
Он перевернул самострел и попытался отжать рычаг левой ногой, ничего не вышло.
"Ну что ж, сэр, осталось два кинжала. Один метну, а второй… как получится, но живым не дамся. Где ж наши-то? Чиф, псина моя, может только ранен? Падлы, нет, хоть одного еще, но зарежу!".
— А ну, мужики, все разом! — Попытался взбодрить своих Белояр.
— Сам лезь! Живой он ему нужен, как же!..
— Белояр! Он Шуйке, и, правда, как обещал. Это самое… прямо туда и угадал!
— Да ты что?
— Правда! Без памяти он, кровью исходит.
"Какое приятное известие. Надо же, как удачно получилось. А мужики-то хлипкие, не поднимет их Белояр в атаку. Может, и продержусь до наших? Еще бы хоть разок стрельнуть! Господи, нога-то как болит".
— Белояр, поперек тебя и наискось, выкидыш крысиный, оглоблей сделанный, дерьмом вскормленный, на рожне сушеный, в портянку запеленатый, на колоде плющенный, в дымоход пропущенный, скрученный, порванный, лешим уворованный! — Выдал в полный голос зацепившуюся в памяти с детства похабную скороговорку Мишка. — Видишь? Я свои обещания выполняю! Подай голосок-то, приголублю, как девку, век помнить будешь!
Над дорогой повисла тишина.
— Белояр! Чего молчишь, клещ мокрожопый? Труханул, урод? Опарыш ты, а не мужик, и место твое на гноище, муха с дерьма на тебя не пересядет — побрезгует! Мать твоя потаскуха с упырем тебя прижила, а жена от тебя в хлев бегает к хряку. Весь род твой поганый — урод на уроде: бабы с бородами, мужики с грудями, девки рябые, пацаны кривые, сам ты шпаренный, вареный, сзади подпаленный…
В лошадиный труп ударила стрела.
— Во-во, все вы такие: хромые пляшут, немые песни поют. Поди сюда, красавец писаный, я тебе винчестер отформатирую. Мудозвонить нечем станет.
Еще одна стрела вжикнула в миллиметрах над лошадиным боком и ушла в сугроб.
— Белояр!!! Курва бродячая, раком ставленая, винтом с левой резьбой, от ноздри до ануса, сик транзит глория мунди, дебил! Ворох драный, шельма шкрябанная…
— Скачут!!! — Взвился над дорогой испуганный голос.
— Готовсь! Бей по коням! — Скомандовал Белояр.
Из- за поворота вылетели всадники. Плотным строем, прикрытые щитами, уставив копья. Кони переднего ряда укрыты железными налобниками и кольчужными нагрудниками, стрелы лесовиков бессильно тюкали в броню и в щиты, ни один конь не упал, ни один всадник не дрогнул. В такие атаки ратнинцы ходить умели, а противники у них бывали и покруче бездоспешных лесовиков.
Мишка вжался в снег, но конная лавина аккуратно обтекла его с двух сторон и ушла вперед. Лес наполнился криками, лязгом оружия, конским ржанием. Мишка перебрался через лошадиную тушу и пополз к лежащему на окровавленном снегу Чифу. Пес был мертв, стрелять лесовики
"Чифушка, милый мой, как же я теперь без тебя? Сколько раз ты меня спасал, а я тебя защитить не смог. Кто меня еще так любить будет, кто любую обиду простит, кто меня без слов поймет, так как ты понимал? Как ты мне обрадовался, скучал, пока я в Турове был, а я тебе даже подарка не привез. Прости меня собачка, ничего я уже для тебя сделать не могу. Ничего уже не исправлю, ничем не отблагодарю тебя, не расскажу, какой ты славный пес, как люблю я тебя. Ласковый мой, хороший, ну открой глаза, мальчик мой. Вернись, Чифушка, я тебя к Юльке отнесу, она вылечит. Не хочешь? Ну, спи, мой хороший, я тебе песенку спою".
— Михайла, ты ранен?
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и солнце светило обоим.
Все, теперь, одному, только кажется мне:
Это я не вернулся из боя.
— Михайла! Слышишь меня? — Кто-то тряс Мишку за плечо.
— Извините, товарищ майор, но это слишком банальный сюжет: всего два патрона в обойме, и тут из-за поворота выезжает Красная Армия. Неоригинально-с.
— Заговаривается, крови много потерял. Берите его, перевязать надо. — Распорядился незнакомый голос.
— Да, никак, он пса не отпускает!
— Режь штаны, кровь уходит! Прямо здесь перевяжем. Ничего страшного, ни кость, ни жилы не задело, руку еще гляньте, вон кольчуга прорвана.
— Тихон, поганка, бросил парня…
— Правильно сделал, весь дозор здесь бы полег. И так Афоня еле доскакал.
— А чего ж тогда ему Лука морду раскровянил?
— А не надо было корнеева внука в дозор тащить! Убили бы его, что б Лука сотнику сказал?
— Ну, все, парень, до свадьбы заживет. К Юльке приедешь, она тебя быстро вылечит.
Над головой раздался голос деда:
— Эй, ребята, что с ним?
— Ничего страшного, Корней Агеич, по ноге вскользь прошло, а на руке только бронь попортило. А пса того… наповал.
— Крови, наверно много потерял, заговаривался.
— Михайла, та как? — дед свесился с седла, всматриваясь в мишкину ногу.
— Ничего я не заговариваюсь, встать помогите.
Схватка уже закончилась, да и не было, судя по всему, настоящего боя. Латная конница просто-напросто смела лесовиков, не оставив им шанса ни на отпор, ни на бегство. Десятка два пленных, подталкивая древками копий, сгуртовали на дороге, как скотину. Почти все были ранены, нескольких поддерживали под руки.
Мишка опустил глаза на тело Чифа и вдруг заметил на древке стрелы выжженный узор — метку хозяина. Осторожно, чтобы не потревожить раненую ногу, нагнулся и вытащил стрелу из тела пса.
— Ребята, давайте его в сани, к Афоне. — Скомандовал дед.
— Погоди, деда, должок за мной остался.
Мишка, волоча раненую ногу, поковылял к пленным. Прямо напротив него оказался молодой парень, зажимающий левой рукой окровавленный правый рукав.
— Это чья? — Мишка сунул к самым глазам парня стрелу с меткой. — Чья?