Отрок
Шрифт:
— Но они же знали, что мужики нас убивать идут! Дядя Корней, они же все всё знали!
— И мы знали! Мужи всё решили меж собой оружием, бабы здесь не причем! — Дед утверждающе пристукнул кулаком по лавке, на которой сидел. — Я приговорил: семьи заговорщиков изгнать, чтобы и корня их тут не осталось, но люди этому воспротивились. Сейчас мы тут должны сами решить: что теперь делать? Сами, потому, что никто другой за нас наше решение исполнять не станет. Бунт еще не окончен, нам сопротивляются, хотя уже и без оружия. Надо решать! Для
Мотька вышел и в горнице повисла тишина. Мишка прикрыл глаз и постарался расслабиться — разговор предстоял нелегкий.
"Значит вот о чем дед со мной посоветоваться хотел! Специально Машку поторапливал, чтобы вдвоем остаться, да Роську черти принесли. Теперь все будет сложнее — посоветоваться не получится, а Алесей с Лавром меня не очень-то и послушают.
Алексей просто не знает, что я необычный пацан, не было случая удостовериться. Относится он ко мне, хоть и с симпатией, но как к четырнадцатилетнему мальчишке, соответственно отнесется и к тому, что я скажу. А Лавр… Тут, теперь, вообще все сложно стало".
Отношения с Лавром у Мишки, в последнее время, не то, чтобы испортились, но о прежней близости времен конструирования косилки и «лечения» тетки Татьяны не приходилось и вспоминать. Все как-то пошло наперекосяк. Косилка оказалась мертворожденным детищем. То ли технологии XII до требований к столь сложному механизму не дотягивали, то ли Мишка чего-то недодумал, но дело не пошло. Ножи быстро тупились и «зажевывали» траву, а вся конструкция уже к концу первого дня работы так разболталась, что впору было разбирать механизм и собирать его заново.
Да ладно бы косилка! В конце концов коса-литовка показала себя прекрасно и "портфель заказов" у Лавра был полон. Гораздо больше Мишку беспокоило другое. Попавшись на адюльтере, Лавр начал, хоть и неявно, избегать общения с племянником. То ли совесть заела, то ли опасения, что Мишка в наказание напустит какую-нибудь порчу — возьмет, к примеру, и сделает импотентом.
В свете выводов, сделанных Мишкой по поводу незащищенности ЗДЕШНИХ людей от воздействия виртуальной реальности, более вероятной представлялась вторая версия.
"Если он действительно боится колдовского возмездия с моей стороны, то, рано или поздно, это может произойти и само собой. И попробуйте, сэр, тогда докажите, что Вы здесь не причем. Вот попал, блин, правильно говорят: "Ни одно доброе дело не остается безнаказанным". Он же, даже если ничего скверного не случится, возненавидит меня только за один свой собственный страх!".
— Михайла, ты как? — Алексей заботливо склонился к мишкиной постели. — Дядя Корней, может не будем парня мучить, пойдем в другом месте поговорим?
— Михайла, ты как? — Повторил вслед
Мишка, по тревожному тону деда, понял, что нужен сотнику, как говорится, позарез. По-видимому, тот не мог сам найти достойного выхода из сложившейся в селе ситуации. Решение уже было принято и озвучено, отступать Корнею было некуда, но против этого решения выступили достаточно серьезные силы: староста, обозный старшина и один из десятников. Самое же скверное заключалось в том, что исполнение решения затягивалось уже в течение нескольких дней — явная слабость, демонстрируемая сотником.
— Все хорошо, деда, не беспокойся, просто мне вставать пока не надо, а так — все хорошо.
— Ну-ну. Кхе… — Дед внимательно, словно ожидая какого-то знака, всмотрелся в лицо внука. — Хорошо, значит… Ну и ладно.
Мишка повел глазом в сторону Алексея, а потом выставил подбородок в сторону двери. Дед сигнал понял правильно.
— Лёха, чего это ни квасу, ни Лавра? Сходи-ка, шугани их всех там, долго мне ждать-то?
Как только Алексей вышел, дед сразу же взял быка за рога:
— Что надумал, книжник?
— Деда, — торопливо заговорил Мишка — Нинея одну умную вещь сказала. Мы же уже сотню лет местных девок замуж берем, получается, что Ратное, считай, со всем Погорыньем в родстве. Представь себе, что мы — просто самый сильный род в округе.
— Ну и что?
— Есть же старый обычай, когда негодную жену отправляют обратно к родителям. Не по-христиански, конечно, но портить отношения со всей округой нам сейчас никак нельзя. Надо отпустить местных баб с честью. Не на одной телеге, а со всем имуществом, сколько забрать с собой смогут. Проводить до дому и еще отступного какого-нибудь дать.
— Кхе… Обычай есть, верно… Ладно, переговорю с Нинеей, может, подскажет чего. А с бунтарями как?
— А нету никакого бунта, деда. Тебе не грубили, не угрожали. Бабам, которые в Ратном родились, идти некуда — родни в округе нет. Аристарх и пятый десяток тебе сами выход подсказали — тех, кого возьмут на поруки, можно не выгонять. Твое дело: принять поручительство или не принять, да условиями его обставить.
— Кхе. Это верно — тем, кто здесь родился, быть изгнанными — смерть. — Дед на некоторое время задумался. — Поручительство, говоришь…
"Действительно, смерть. ЗДЕСЬ одиночки почти не выживают. За спиной обязательно должен кто-то быть: или род, или князь, или боярин, или какая-нибудь община. Тому, за кого некому заступиться, есть только две дороги — смерть или рабство".
— Только, деда, поручительство от одного человека принимать нельзя. Или от десятка ратников, или от обоза…
Договорить Мишка не успел — вернулся Алексей. Пропустил в горницу холопку несущую кувшин с квасом и сообщил:
— Демьян сказал, что Лавр сейчас подойдет. У него в кузне что-то неотложное было, но уже закончили. Только умоется, и сразу сюда.