Отрок
Шрифт:
Мишка отхлебнул вина и понял, что Никифор преисполнен самых серьезных намерений. Вино было крепким, а закуска скудной. Проблема же заключалась в том, что даже напившись до потери контроля и рассказав Никифору о себе чистую правду, Мишка все равно не смог бы удовлетворить любопытство материного брата. Никифор просто не поверил бы и обиделся. Пришлось искать более приемлемый вариант.
Зацепившись за то, что Никифор, для завязки разговора, вспомнил о мартовской "торговле Циркусом", Мишка поинтересовался дальнейшей судьбой ладейного амбара. Оказалось, что Никифор попытался и дальше снимать урожай на ниве шоу-бизнеса,
— Не тем ты занялся, дядя Никифор. — Сразу же взялся за больное место купца Мишка. — Если есть помещение, где можно около сотни зрителей разместить, с него гораздо большую выгоду поиметь можно. Даже очень большую выгоду и разными способами.
— Это как? — Сразу же "сделал стойку" Никифор. — Ты пей, пей, Мишаня, винцо сладенькое.
"Сладенькое" было градусов под двадцать пять "убойной силы", и Мишка скопытился бы от первого же кубка объемом граммов в триста, но отхлебнуть из вежливости пришлось.
— Помнишь, как тебе ходок объяснял, что людям о заботах забыть хочется, что-то необычное увидеть? — Продолжил Мишка, оставив безуспешные попытки откусить кусочек твердой, как фанера, вяленой рыбы. — Торговля зрелищем — дело тонкое. Ты думаешь, почему люди на наши представления по несколько раз приходили?
— Ну… Нравилось. — Неуверенно отозвался купец. — Интересно было.
— По третьему-четвертому разу? Когда все уже наизусть знали? Нет, дядя Никифор. Приходили те, у кого азарт был: свалится кто-нибудь из нас с доски или нет, промажу я с завязанными глазами или попаду, порежем мы кинжалами Роську или он цел останется? Потому и об заклад бились — азарт. А азарт бывает, только тогда, когда результата заранее не знаешь. А ты им медведя. Что они медведей не видели?
— Верблюдов в Турове почти никто не видел.
— А! — Имитируя легкое окосение, Мишка пренебрежительно отмахнулся. — Что верблюд? Та же корова, только горбатая. Интерес появился только тогда, когда он с привязи сорвался. Сразу стало интересно: поймаете вы его или нет, затопчет он кого-то насмерть или только покалечит? Наверняка об заклад бились, пока вы его ловили.
— Ну и что? Каждый день его теперь ловить? А прибыток с чего?
— Да ну его, этого верблюда. День побегает, второй, и никому уже интересно не будет. А вот устроил бы ты в том амбаре кулачные бои, но не стенка на стенку, а один на один. Принимал бы ставки на победу, а вышибалам велел бы следить, чтобы об заклад между собой не бились, а только с тобой. Вот тебе и прибыток, особенно, когда ты заранее победителя знать будешь.
— Это как, заранее?
— Дитя-то малое из себя не строй. — Пьяным голосом нахамил Мишка. — Неужто не знаешь, как?
— Гм, ладно. Понял. Только где же бойцов я наберу?
— А ты награду победителю посули. Пусти на это часть выручки. И бои проводи в несколько кругов. Набери бойцов человек десять-двенадцать. Разбей их на пары. В первый день пусть бьются попарно, во второй — только те, кто победил в прошлый раз,
— Ну, хватит мне этого на неделю, а дальше что?
— Не-а! Не на неделю, а на пару месяцев. Бои-то будут проходить только по воскресеньям, когда народ отдыхает.
— Интересно. — Задумчиво протянул Никифор. — Ты пей, Мишаня, пей.
— Погоди, самого главного-то я тебе еще не рассказал.
Дальше пошло уже не главное, а подробности: устройство ринга и зала, принцип работы тотализатора, методы «подогрева» публики, матчи-реванши, приглашение бойцов из других городов и прочее, и прочее. Никифор слушал внимательнейшим образом, даже, кажется, готов был записывать. Во всяком случае, не пожалел листа пергамента для изображения ринга и зрительного зала.
— Вот так, дядя Никифор. А прибыток от всего этого, и без того немалый, можно еще увеличить.
— Как?
— Э, нет! — У Мишки уже слегка шумело в голове, но он имитировал уже серьезное опьянение, навалившись локтями на импровизированный стол и пытаясь вызвать прилив крови к лицу. — Не скажу, пока ты мне не скажешь, какую долю я со всего этого буду иметь.
— За что долю?
— За знания, дядюшка, за знания, которыми я с тобой поделился. Поделился же? — Якобы заплетающимся языком спросил Мишка. И тут же сам себе ответил: — Поделился! Теперь и ты со мной поделись! Если жадничать не станешь, я тебе еще кое-что расскажу.
— И сколько же ты хочешь?
— Пятину!
— Да ты спятил! Только языком потрепал, и сразу пятину!
— Ну, пусть кто-нибудь другой тебе, дядюшка, так языком потреплет, может дешевле встанет.
— Да, может, еще и не выйдет ничего!
— Тогда и я ничего не получу.
— А убытки? Все это устроить — недешево выйдет!
— А мальца спаивать и секреты выведывать? А? Вот пожалуюсь матери… или деду…
— Десятину!
— Не-а! Мы с тобой уже один раз торговались. Помнишь? Или пятина, или я спать лягу. Напоил ребенка, злодей…
— Черт с тобой, племяш! Согласен.
— Пиши грамоту.
— Михайла! Родному дядьке не веришь?
— Денежки родства не знают! Ты сказал, а я запомнил. Пиши, онкл Ник.
Пока Никифор давил стилом бересту (пергамента, видать, пожалел), Мишка залез в свой мешок и вытащил еду, собранную матерью в дорогу. Закусить надо было плотно, разговор он планировал долгий и серьезный.
— Ну, доволен, племяш? — Никифор вдавил в бересту перстень и протянул грамоту Мишке. — Держи. Чего ты там еще говорил, как прибыток увеличить можно?
Мишка перечитал написанное Никифором, удовлетворенно кивнул и сунул грамоту в мешок.
— Угощайся, дядя Никифор. Мама пирогов в дорогу мне напекла. У тебя-то, я вижу, еда по пути вся вышла.
Никифор покраснел. Это было «супер» — вогнать в краску такого торгаша! Впрочем, сильно давить на психику собеседника Мишка опасался, можно было утратить контакт. А так, получилось в самый раз. Надо было отдать должное и крепости купеческих нервов. Мишка думал, что после его демарша, Никифор позовет кого-нибудь и прикажет принести чего-нибудь более съедобного, чем вяленая рыба, но дядюшка, с видимым удовольствием откусил изрядный кусок пирога, да еще и похвалил: