Отрок

Красницкий Евгений Сергеевич

* * *

Разговор дяди с племянником на ладье закончился, в конце концов, тем, что оба напились вполне добротно. Мишка, правда, изображал опьянение гораздо большее, чем имело место на самом деле, но окосел достаточно сильно, а Никифор… кто его поймет. Выпил он много, но "держать хмель", как Мишка заметил еще в Турове, умел. Поначалу, оба валяли дурака — Мишка излагал свою концепцию, отвлекая Никифора от главного вопроса, а дядюшка "давил на психику", не пренебрегая и физическим воздействием на шустрого племянника.

Потом, Никифор, вроде бы, заинтересовался,

разговор принял вполне деловой оборот, но в какой-то момент, когда Мишка от выпитого вина, видимо, потерял бдительность, снова всплыла тема источника мишкиных знаний. Пришлось притворяться пьяным вдрызг. В ответ на упорные расспросы купца, Мишка понес околесицу, перемежаемую ругательствами на разных языках — Мишке, почему-то, это показалось очень остроумным. Никифор терпеливо выслушивал все эти: "фак ю, онкл Ник", "донер веттер нох айн маль", "порка Мадонна" и даже "узю сиким" — услышанное, однажды на рынке от азербайджанцев. Терпел и снова в разных вариантах повторял свои вопросы. Сколько, на самом деле, племяннику лет? Кто учил? Где читал? Наконец, Мишка привалился к плетеной стенке "каюты" и невнятно пробормотав: "Нинея, все спрашивай у Нинеи" — сделал вид, что "отрубился". Под недовольное ворчание Никифора и журчание вина, наливаемого в кубок, он и уснул.

Проснулся Мишка поздно — солнце стояло уже высоко, ладья, судя по доносящимся снаружи звукам, уже добралась до Нинеиной веси и даже начала разгружаться. Все тело затекло от неудобной позы, во рту было сухо и гадостно, голова болела и, как выяснилось при попытке встать, кружилась. Однако все неприятные симптомы похмелья проявлялись в не очень острой форме, видимо, молодой организм справлялся с алкогольной интоксикацией достаточно хорошо, а может быть, просто выпито было не так уж и много.

Тихонько постанывая и матерясь про себя, Мишка выбрался наружу, поискал бадью с питьевой водой и жадно припал к берестяному ковшу.

— О! Михайла! — Услыхал он донесшийся с берега голос Ильи. — Приехал, значит? Ну, с возвращеньицем.

— Здравствуй, Илья. Приехал, а вы, значит, уже разгружаете? Никифора не видел?

— Видал. Он к боярыне пошел, сразу, как причалили. Так и сидит там до сих пор.

Спрашивать, давно ли причалили, Мишка не стал — не захотелось позориться перед Ильей, впрочем тот, скорее всего, понял мишкино состояние и сам. Как говорится: "В пьянке замечен не был, но по утрам жадно пил холодную воду". Мишка немного постоял, наблюдая за разгрузкой и вяло отвечая на приветствия "курсантов", усердно таскавших на берег мешки и тюки, а потом, решив, что пора и честь знать, направился в кормовую избу за своими вещами. Уже собираясь выходить, он обратил внимание на вдруг наступившую тишину. Снаружи явно происходило что-то, заставившее всех бросить работу. Посмотреть, действительно, было на что. От дома Нинеи к берегу реки бочком двигалась Красава, держа в вытянутой руке какой-то маленький предмет, что именно, издалека было не разобрать, а следом за Красавой, тупо уставившись на этот непонятный предмет, деревянной походкой зомби плелся Никифор.

"Ох, она же его, как того волхва ведет, и опять к реке! Топить, что ли, собралась?".

Мишка, забыв о недомоганиях, вымахнул из ладьи на берег, не пользуясь сходнями, подскользнулся, упал на четвереньки, и, как спортсмен "с низкого старта", рванул навстречу "зомбированному" дядюшке.

— Красава, ты что творишь?! Прекрати сейчас же! Мишка надеялся, что громкий крик разорвет незримую нить управления между Никифором и Красавой, но не тут-то было. Купец шел, все так же уставившись на (теперь Мишка разглядел) Ваньку-встаньку, стоявшего на ладони Красавы, а внучка волхвы отреагировала на крик лишь жестом,

призывающим не мешать. Мишка уже собрался было применить физическое воздействие, но тут Красава, слава Богу остановилась. Топить Никифора в реке она, как выяснилось, не собиралась, а искала, на что бы поставить Ваньку-встаньку. Для этого ей вполне подошел берестяной короб с каким-то имуществом, вытащенный с ладьи на берег. Установив куколку на крышке короба, внучка волхвы, с чувством исполненного долга выпрямилась и обратилась к Мишке:

— Бабуля сказала, что он хочет знать то, чего знать ему не надо, а он, дурак, ее не послушал. — Красава надменно вздернула подбородок, явно копируя Нинею в образе Владычицы. — Забыл хам, кто он и кто она! Ты, Лис, вежеству его поучи, а то в другой раз бабуля и всерьез рассердиться может!

"Лис? Она меня Лисом назвала? А как же "Мишаня"? Или в данных обстоятельствах кличка представляется ей более уместной? Чего-то Вы, сэр Майкл, не сечете, какой-то тонкости языческого обряда. Хотя… "Мишаня" я для маленькой девочки, любящей слушать сказки и намеренной, в будущем, на мне "жениться", а сейчас она воображает себя волхвой, "великой и ужасной", имеющей право повелевать. Вот ведь свиристелка мелкая! Ага! "Мишаня" же ее, не так давно, подзатыльником попотчевал, да уму-разуму поучил. Естественно, это обращение сейчас не к месту. Ну, что ж, Лис так Лис, главное Никифора надо как-то из транса вывести, чтобы не навредить ненароком".

Мишка стащил с головы шапку, вежливо склонил голову и соответствующим моменту тоном произнес:

— Передай светлой боярыне Гредиславе Всеславне, что исполню ее пожелание со всем тщанием. Больше он, — Мишка кивнул на Никифора, все еще тупо пялящегося на Ваньку-встаньку, — грубить не станет. Только, как с ним разговаривать-то… с таким? 

— Передам. — Красава едва заметно кивнула головой. — А разговаривать сможешь, Лис. Спрячь от него куколку, он и опямятует. Ну, может быть, штаны намочит от испуга, так и поделом.

Маленькая ведьма снова одарила Мишку легким кивком, развернулась и, до смешного скверно изображая величие, удалилась.

"Довольна собой до усёру, малявка. Эх, вздеть бы тебе подол, да огулять вожжами, как дед Аньку. "Владычица", туды б тебя… Ужо, я тебе Лиса припомню".

Мишка, глядя в спину удаляющейся ведьмочки, с такой ясностью представил себе подробности экзекуции, что Красава, на секунду выпав из образа, видимо чисто рефлекторно, почесала задницу.

"Вот, вот, заранее чуешь, экстрасенсучка, блин".

Повздыхав о несбыточном, Мишка цапнул с крышки короба Ваньку-встаньку и спрятал его за спину. Никифор со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, вздрогнул всем телом и ошалело огляделся. 

— А? Что? Уй…

Руки его суетливо зашарили в районе гашника, похоже, насчет мокрых штанов Красава не соврала. Мишка деликатно отвернулся и, увидев пялящихся на происходящее "курсантов" заорал:

— Чего уставились, заняться нечем? Ну-ка, за работу!

На берегу возобновилось деятельное шевеление, а за спиной у Мишки, через некоторое время, раздался прерывающийся голос Никифора:

— Михайла… Это что? Что это было? Чего это меня так… Михайла! 

— Это — ответ на все твои вопросы сразу, дядя Никифор. — Мишка раскрыл кулак, в котором был зажат Ванька-встанька, и купец уставился на куколку с таким выражением, будто в руке у племянника была ядовитая змея. — Сейчас ты только обоссался, а в следующий раз тебя мужской силы лишить обещали. 

— Вот сука… 

— Но, но! Осторожнее, дядюшка. Она, может быть, и сейчас нас слышит!

Никифор затравленно оглянулся на дом Нинеи и торопливо направился к ладье. Уже дойдя до сходен, оглянулся и предложил: