Отряд D Чёртов Улей

Купин Алексей

И оказался прав — именно за эту любимую им присказку (правда, изначально она была без упоминания рубера) крестный ему имечко-то и дал. Но смеяться не стоило — как сказали парни, кулаки у мужика были далеко не фунтовыми, а скорее пудовыми. И попадать под них никто не хотел.

Выяснив, что Опер — бывший диверсант (а их, как все знают, бывших не бывает), Фунт приказал ему заняться обустройством места для знахаря и по карте посмотреть, где им лучше ждать караван из Дружного.

Этим-то и занялся десантник, сперва решив осмотреть транспортное средство. Для поездки

им выделили старый школьный автобус и два джипа сопровождения. Именно автобус и нужно было осматривать.

Его когда-то ярко-желтый корпус был весь заляпан ржавчиной, краской и похабными граффити — впрочем, так он меньше бросался в глаза. Но Опер сделал пометку в голове — накрыть крышу и бока маскировочной сеткой, не стоит привлекать много внимания. Лобовое стекло заменено на сварную решетку, сквозь которую едва видно дорогу. Как успел заметить Опер, это было особенностью почти всех машин, которые выезжали за пределы стаба.

Боковые окна были зашиты стальными листами с прорезанными бойницами — чтобы стрелять, не высовывая голову, а то и откусят. Крыша утыкана шипами и колючей проволокой — на случай, если кто-то захочет запрыгнуть сверху. Двери сняты, вместо них — опускающаяся рампа, чтобы можно было быстро высадить десант (ну или сбросить трупы — мужчина не питал иллюзий насчет того, как они относятся к погибшим товарищам, на похороны может просто не быть времени).

Двигатель был вынесен вперед и закован в бронированный кожух — как объяснил механик, на случай если рванет, то кабина останется цела. Двойные колеса, обмотанные цепями — грязно тут бывает часто, да и зимние кластеры с гололедом тоже прилетают. Задний бампер был весь утыкан крюками и шипами — тылы, как говорится, прикрыты.

На крыше стояла турель — 12,7-мм пулемет. «С таким и на элиту можно», — хмыкнул все тот же механик и тут же получил в зубы от Фунта — элиту тут предпочитали почем зря не упоминать.

Вместо сидений стояли деревянные лавки вдоль бортов. В полу — люк в грузовой отсек, где можно спрятать контрабанду, пленных или особо ценный груз. Вот сюда Опер и решил запихать знахаря. А чтобы тот сильно не побился — выстелить отсек одеялами. На том с механиком и порешили. Оставив мужиков колдовать, десантник отправился знакомиться с «особо ценным грузом».

Плюшку он узнал сразу. Тот сидел на ящике из-под патронов, жуя очередную булку, с таким видом, будто это было последнее, что он может съесть.

На вид ему было лет 25, но щеки были такими пухлыми, что он казался похож на маленького херувимчика. Между щек был зажат маленький, кнопочкой нос, который будто пытался выбраться из этого плена, но его сдерживали небольшие круглые очечки. Мягкая, с бледной кожей, без единого намека на рельеф фигура не была дряблой — просто складывалось ощущение, что его слепили из теста и забыли пожарить. Круглое лицо с розовыми щеками выражало щенячью радость по любому поводу. Темные, чуть вьющиеся волосы торчали в разные стороны, будто он только что проснулся.

Заляпанный жиром халат с оттопыренными от объедков, склянок и свертков с чем-то полезным или съедобным довершал его образ. На шее висел амулет

из пробки от пузырька и ржавой гайки — «для баланса энергий», как утверждал Плюшка.

— М-м-м… Привет, ты, видимо, новенький! — пробормотал он, сыпля изо рта крошками. — Ты… м-м-м… булку будешь?

Опер посмотрел на него, потом на булку, потом снова на него, и помотал головой.

— Ну… м-м-м… как хочешь, она… м-м-м… вкусная, — не прекращая жевать, пробурчал знахарь.

«Теперь стало понятно, почему его отдают, — подумал Опер, — такого не прокормишь!»

Но вслух произнес другое.

— Приятного аппетита. Я Опер, мне приказали показать тебе место, где ты поедешь до места встречи.

Плюшка посмотрел на руку, испачканную в глазури, обтер ее о халат и протянул рейдеру, глядя на того небольшими круглыми глазками.

— Плюшка, знахарь, — весьма важно произнес он.

Скрывая брезгливость, десантник потряс бледную мягкую ручку с толстыми пальчиками и кивнул, мол, пошли за мной. Знахарь осмотрел отсек, кивнул — ему, казалось, было безразлично, где он поедет, лишь бы еду не отнимали.

Впрочем, это было и к лучшему — Опер ожидал от него истерики и требования приготовить автомобиль получше. А так все вышло как нельзя кстати. Попрощавшись с Плюшкой и остальными, рейдер поспешил в ночлежку, где, наскоро помывшись и переодевшись в чистое, отправился на свидание. Давненько он так не волновался.

И вот спустя три дня он сидел рядом с водителем, прищуривался от яркого солнца, что било в глаза, и вспоминал ту ночь. Пожалуй, самую лучшую ночь в его жизни. А было этих ночей немало.

Он вспоминал, как вошел в квартиру, где жила Оса.

«Большая, просторная, как и положено по ее статусу. Он в своей „горке“ смотрелся тут нелепо. Женщина, поняв его смущение, предложила ему джакузи, и вскоре в огромном пушистом халате (даже с биркой — видимо, чтобы не подумал, что он остался от его предшественника) сидел на диване и пил вино. Дорогое и вкусное. На фоне играла тихая музыка, горели свечи.

Оса потянула его танцевать.

Они медленно кружились под тихую музыку, его руки скользили по шелковистой ткани халата, ощущая под ней тепло ее тела. Оса прижималась к нему, ее дыхание было горячим на его шее, а пальцы запутались в его волосах. Он так и не понял, когда халат соскользнул с ее плеч, открывая гладкую кожу.

Опер притянул девушку к себе, ощущая, как бьется сердце Осы. Его губы смяли ее, и он потерял контроль. Их губы встретились в жадном поцелуе, в котором смешалась страсть и давно копившееся напряжение. Опер ощутил, как пальцы девушки впиваются в его плечи, притягивая ближе, стирая последние границы.

Его ладонь скользнула вдоль ее спины, ощущая каждый изгиб, каждый выступ. Кожа под пальцами оказалась горячей, будто раскаленной от того огня, что горел внутри нее. Она вскинула голову, когда его губы коснулись ее шеи, и тихий стон сорвался с губ девушки. Они упали на мягкий ковер, ее руки нетерпеливо сорвали его халат. Движения Осы были резкими, нетерпеливыми — и он почувствовал, как прикосновения ее рук обжигают даже через ткань.