Отряд ликвидации
Шрифт:
– Да я видел столько, в сотни раз больше, чем многие люди видят за всю свою жизнь, больше чем я мог вообразить себе, пока рос, – искренне отвечает он, – кто знает, что произойдет, когда я умру? Может быть, это будет самым величайшим опытом. Так сказать опытом всей моей жизни.
– Ты не слишком-то стремись насладиться им, – предупреждаю я его, вспоминая свои собственные дерзкие отношения со смертью. Пока я сижу тут, за глазами снова начинает болеть. Опять тупая боль, которая переходит дальше в мозг, которую можно терпеть, но она определенно неприятная. Перед мысленным взором ударяют молнии. Ощущаю вонь обугленной
– Ха, Последний Шанс, я как-то не тороплюсь быть убитым, чтобы испытать смерть на себе, – смеется он в ответ, не замечая мою рассеянность.
– Как я уже и говорил, еще столько всего можно увидеть в смертных мирах, перед тем как я уйду. Я уже встречал орков, но хотел бы взглянуть на эльдар. Правда ли это, что они ходят, не касаясь земли? Или посетить один из величайших кафедральных соборов, и даже совершить паломничество на саму Святую Терру.
– Ты этим и займешься, когда получишь свое прощение? – спрашиваю я, стараясь насколько возможно, избавиться от странных видений.
– Определенно буду больше путешествовать, – говорит он мне с улыбкой, – хотя не знаю, как это осуществить. Может быть, продолжу работать на инквизитора Ориеля, или запишусь в экипаж космического корабля, в конце концов, я много что знаю о машинах.
– На твоем месте я бы избегал Флота, – предупреждаю я его, – ты, кажется, не очень-то поладил с Адептус Механикус, а на борту каждого судна сотни техножрецов. А что касается Ориеля, чем скорее его подстрелят, с его окольными путями, тем лучше. Он интриган, и его планы могут очень пребольно по нам ударить. И именно ты окажешься на линии огня, когда это произойдет, а не он. У него есть привычка сбегать. Поверь мне, я это знаю – однажды я уже пытался взорвать его и ничего не вышло.
– Я не знал, что ты раньше работал на Ориеля. Каково это? Я имею в виду, что ты не особо-то рассказывал о прошлом задании, – намекает он.
– Это потому, что я не могу о нем говорить, – отвечаю я, отворачиваясь, – слишком много воспоминаний, слишком много хороших людей погибло, которым не следовало бы умирать. Я творил такое, что даже представить себе не мог, что способен, а теперь повторю это, даже не задумавшись. Это убило меня, но так же показало, кто я есть на самом деле.
– Ну и кто же? – спрашивает Полковник, заставляя меня вздрогнуть. Я замечаю, что он стоит позади меня и смотрит своим ледяным взором.
– Я – Кейдж, лейтенант 13-ого Штрафного Легиона "Последний шанс", – отвечаю я ему, вскакивая, – я – "Последний шанс", как вы и говорили.
– И что это значит? – продолжает он, кивком головы изгоняя Квидлона прочь. Пехотинец бросает на меня взгляд, а потом уходит.
– Это означает, что я здесь, чтобы сражаться и умереть за Императора, – с горечью объясняю я, отворачиваясь и делая шаг.
– Не смей уходить от меня, Кейдж, – рычит он, и я поворачиваюсь обратно, – ты о чем думаешь, разворачиваясь спиной к офицеру?
– Да уже ни о чем, – холодно смеюсь я, – сейчас все поменялось. Я уже не просто лейтенант, а вы не просто Полковник. Дело не в званиях или старшинстве. Я кое-что осознал. Я понял, почему вы попросили меня выбрать и тренировать группу. Вы просто уже не можете делать это сами, да? Я знаю, сколько теперь мне нужно сдерживать в себе, все эти воспоминания, всю эту боль,
– Ты ничего обо мне не знаешь, Кейдж, – после секундного размышления отвечает он, его глаза буравят меня, – но да, ты прав, мне нужна твоя помощь. Ты продемонстрировал кое-что особенное в Коританоруме. Я знаю, что ты вернулся за мной, а не за каким-то вшивым прощением в моем кармане. Ты понял кое-что из того, что я пытаюсь сделать, но у тебя нет ни малейшего понятия о картине в целом. Ты ничего не знаешь о моем прошлом, и не знаешь, что тебя ждет впереди. Ты мне нужен, ты мне все еще нужен, вот и все. Мне плевать на тебя, и я, кажется, ясно выражался, что у тебя есть только один шанс. Ты его получил и упустил.
– Тогда почему бы просто не убить меня прямо сейчас? – рискую высказаться, поднимая руки, словно заложник.
– Может быть, я так и поступлю, – говорит он, доставая из кобуры автопистолет.
– Давай, – рычу я, – убей меня, ведь для задания я не нужен, я просто нянька для Квидлона и Тани, а они уж как-нибудь позаботятся о себе. Я выполнил свою работу. Ты мог убить меня все это время за последние четыре года, в любой миг. И у тебя были оправдания. Ты мог убить меня, когда поймал с новобранцами на Тифон Приме, но позволил переубедить себя.
– Они угрожали пристрелить меня за это, – пытается возразить он, но выходит не очень-то убедительно. Полковник никогда не умел хорошо врать. Говорить полуправду, этому он наловчился, но откровенно врать? Неа, тут он пас.
– Они бы не стали, несмотря на то, что говорили, – отвечаю я, опуская руки и обвиняюще тыкая в него пальцем, – ты мог убить меня тогда, мог оставить меня умирать, когда улетали из Коританорума. Мог убить, когда я прихлопнул Тифонских офицеров, и когда нашел меня пьяным в стельку, но ты решил подождать, пока я не проснусь. И предложил мне еще один последний шанс, зная, что я схвачусь за него.
– И что ты хочешь, чтобы я ответил, Кейдж? – спрашивает он, убирая пистолет в кобуру. – Что ты мне нужен на этом задании, на случай если все пойдет прахом? Это правда, ты мне нужен как поддержка. Ты, несомненно, один из лучших солдат, что я когда-либо встречал. Но на самом деле, ты мне нужен не из-за этого. Ты сам жаждешь, чтобы я наказал тебя, потому что ты этого заслуживаешь. И ты знаешь, что это правда. Дело не в искуплении, дело в наказании. У тебя был шанс навсегда выбраться из всего этого, но ты его отбросил именно потому, что до сих пор чувствуешь себя виноватым. Ты винишь себя за всю свою жизнь, Кейдж, и хочешь, чтобы я ощущал себя виноватым за тебя. И ты сам хочешь, чтобы я протащил тебя через ад, и чтобы ты смог за это меня ненавидеть. И ты не хочешь признаваться, что все то, что ты пытаешься доказать мне, на самом деле, нужно доказать самому себе.