Отряды в степи(Повесть)
Шрифт:
Смеяться над ошибками Семен Михайлович категорически запретил. Наоборот, он всячески старался ободрить неудачника.
— Ничего, ничего, упадешь раза два, а потом приладишься, — говорил он. — Ты не думай только, что это хворостинка. Думай, что это враг на тебя бежит. Срубил — победил, а промазал, упал — в бою больше не встанешь. Давай-ка еще рубани, да со злостью.
И партизан рубил, рубил со злостью, понимая, что скоро он встретится с подлинным врагом уже не на учебном плацу, а на поле боя.
…Дули
Пожалуй, еще большее значение, чем военная учеба, имели для революционных бойцов задушевные беседы, которые вел с ними Семен Михайлович в перерыве занятий или по их окончании. Однажды во время перерыва, пока и люди и лошади отдыхали, Семен Михайлович неожиданно обратился к Лаврентию Гречанову:
— Лаврентий, а ты книжки читать любишь?
— Нет, — признался парень. — Мне грамота трудно дается, ну ее…
— А ты думаешь, мне было легко? Буденный говорит: «Каким же счастливым стал, когда уразумел грамоту, когда начал читать и писать. Через чтение я и правду солдатскую скорее понял, про то, что Ленин говорил, узнал. Чтение — оно мне правильную точку в жизни помогло определить». Так-то. И вы не чурайтесь грамоты. В хороших книгах — знания, а в знаниях — наша сила.
Но чаще Семен Михайлович рассказывал какой-нибудь случай из своей фронтовой жизни и на этом примере учил боевым действиям, объяснял тактику отдельных небольших групп, воспитывал храбрых, инициативных партизан.
— Неожиданность нападения — половина успеха в бою, — напоминал он. — Нас было всего тридцать человек, и мы победили. Вот что значит внезапность и стремительность.
Буденный довольно улыбается, а молодые бойцы с любовью и восхищением смотрят на своего командира.
— А еще помните, — продолжает Буденный, — кавалерия на войне главная сила. Любите коня, как отца с матерью.
…А в станице налаживалась жизнь.
Мирной жизни хотели и многие казаки, и иногородние, и бедняки калмыки. Больше не было раздоров и ссор.
Бедняки получили землю, о которой мечтали долгие годы и сами они, и отцы их, и деды, и прадеды. Во всем Сальском округе по почину станицы Платовской устанавливалась Советская власть.
Мирным трудом занялся и Семен Буденный, стал заведовать в Великокняжеской земельным отделом.
…Но набежал февраль и вместе с метелью намел жестокие события.
Генерал Попов двинул войска из Новочеркасска в Сальские степи, грозя истребить всех, кто строит Советскую власть: и казаков, и иногородних…
Во всех станицах возникали для отпора краснопартизанские отряды. Отряд Никифорова вырос до семисот пеших и конных бойцов. Конников стало сто двадцать, все обученные, готовые к боям.
Буденному пришлось заниматься сбором оружия для отряда. Без оружия в
В Великокняжеской, где Семен остановился заночевать у Татьяны, сестры (она служила горничной у богатого торговца), поговаривали, что белые близко. Гулко ухало ночью в степи, под утро затихло. Рано утром Семен встал, умылся, попрощался с Татьяной.
Улица была непривычно пустынна. В Совете он не нашел ни живой души. «Странно, — подумал Семен, обходя комнаты. — Куда всех поуносило?»
И вдруг он увидел в окно: в станицу входил разъезд юнкеров.
Задами пробрался на рынок — поискать, нет ли земляков. Надо в Платовскую, к отряду, как можно скорее.
— Эй, Семен! Ты откуда? — окликнул знакомый голос. Одностаничник Кулишев приехал на базар за покупками. Да теперь, видно, не до покупок.
— Давай-ка, Кулишев, уносить скорей ноги! Беляки пришли! А нас с тобой всего двое…
И в самом деле: не попадать же безоружными в белогвардейские лапы!
Кулишев вскочил в телегу, хлестнул резвую кобылу. Загромыхали колеса. Когда они выезжали из Великокняжеской, с другого конца входил в станицу большой отряд белых. Перед ним на откормленном коне важно ехал генерал.
С Маныча бухали артиллерийские залпы… От Кулишева Буденный узнал, что вчера, получив посланное им оружие, Никифоров с отрядом вышел навстречу белогвардейцам, наступавшим на Платовскую. На Маныче, значит, шел бой.
Ревком заседал. На краешке стола секретарь Лобиков торопливо вел протокол в ученической тетради.
— Садись, Семен Михайлович, как раз кстати подоспел, — поднялся из-за стола Дмитрий Петрович Сорокин. Доброе лицо председателя ревкома было печально.
Члены ревкома выступали накоротке, горячо:
— Что будет, если белые ворвутся в станицу? Поднимут головы богатеи, коннозаводчики, мироеды. Не спустят тем, кто завладел их землей.
— Всем беднякам надо уходить из станицы…
— Активистам ревкома тоже надо уходить, а то задаром могут пропасть, а еще пригодятся…
За окном послышался стремительный топот копыт. На взмыленном коне подскакал Филипп Новиков, соскочил с коня, распахнув дверь, вбежал в ревком:
— С донесением от Никифорова.
Филипп протянул Сорокину пакет и отер рукавом обветрившееся, разгоряченное лицо.
— Где отряд? — спросил Семен Михайлович.
— Отходит к Козюрину, — глотая слова, сообщил Филипп. — Некоторые изменили нам, переметнулись к генералу Гнилорыбову, показали белогвардейщине броды. Теперь наседают на отряд вместе с белыми. За мной гнались, палили, едва уцелел…