Отсечь зло
Шрифт:
— Спи, маленький. — Девица прижала к груди малыша. — Не простудись. Я не знала, что ты стал таким тяжелым. Хочешь, мякиш тебе нажую? У мамы кое-что осталось в заначке…
Малыш посапывал, ничего из происходящего не понимая. Внешний мир еще не обрел для него реальных, жестких очертаний.
Пока складывалось все удачно. Но кто же ее спугнул? За те дни похода к стене они встретили всего то ли троих, то ли четверых обитателей территории. Сначала им попались по дороге два бомжа, затем какая-то замызганная старуха (перед глазами встала сгорбленная фигура в засаленном летнем платье), а на обратном пути —
Скоро стемнеет, и она пойдет дальше. Удалось подремать часа два. Ничего, завтра на рассвете выберет место получше и отоспится. Лишь бы дойти, лишь бы где-нибудь зацепиться вместе с ребенком. Она из него вырастит настоящего мужчину.
Что это?! Мане послышались какие-то звуки. Быстро положив ребенка на сумку, она метнулась к ближнему выходу, с той стороны откуда забралась сюда сама.
Людей не было видно, зато отчетливо доносились отрывистые крики. Из-за развалин стали появляться сначала отдельные огни, но вскоре они вытянулись в длинную цепочку, казалось, охватившую весь горизонт, — факелы.
Путь к границе был закрыт.
* * *
Что-то происходило со стеной. Простой глаз никаких изменений не замечал, но Правитель видел: она истончалась, слоилась, того и гляди может возникнуть прореха. А это уже серьезно. Спокойная, уравновешенная жизнь нарушится, придется техническим путем блокировать возможность проникновения пришельцев с темных окружающих территорий. Явно не хватает мысленной мощи для удержания стены. Рушатся его надежды, дескать, само время докажет правоту решения знаменательного собрания. Никогда раньше посвященные не позволяли себе противодействия, общее решение являлось законом для всех. А сейчас…
Впервые с тех памятных пор горожане (только «посвященные») снова собрались все вместе — не координирующий совет, а общее собрание. На этот раз встреча состоялась не в зале, а у стены, ибо она и являлась предметом разговора. Они стояли тут, где широкое шоссе упиралось в непроницаемый туман.
— Друзья, — начал Правитель, — мне кажется, что наши усилия по сохранению мысленного барьера между двумя мирами ослабели. Стена истончается. Я хочу понять причины этого. Полагаю, для присутствующих вопрос ясен: боюсь, между нами зреет раскол. Вряд ли один человек или даже несколько могут противостоять моей… точнее, некогда нашей общей воле. Кто хочет говорить?
Поднял руку скромно одетый, похожий на клерка молодой человек в очках с металлической оправой.
— Мы отсекли зло, но решило ли это наши проблемы? Я чувствую себя сопричастным к преступлению…
— Мы лишили зло пищи, наедине само с собой, пожирая себя, оно погибнет, — перебил его пожилой мужчина. — Мы в какой-то мере жертвы. И пусть это отразится на нас, зато благо получат дети и внуки.
— Не слишком ли комфортно устроились жертвы? — возразил молодой человек.
— Я себя от этого комфортно не чувствую.
— Легче уничтожить, чем победить. Сколько было попыток — религиозных и социальных утопий. Мы поступили гуманно, предоставив зло самому
— Не будем об этом, — прервала оратора Мать. — Добро не может быть палачом, даже если оно не хочет стать жертвой.
— Спорный вопрос, — вмешался Правитель. — Никем не доказанный.
— Открытый бой достойнее.
В этот момент Правитель побледнел, схватился за сердце, пот выступил у него на лбу.
Облако, из которого состояла стена, стало рассеиваться, стена как бы превратилась в толстый слой жидкого стекла, и все увидели неопрятную девицу, отчаянно барахтающуюся в прозрачных слоях, держащую в руках сверок, из которого выглядывало детское личико. Стена, став прозрачной, приобрела качества увеличительного стекла, — девица оказалась трехметрового роста.
Но самое страшное было у нее за спиной. Там стояла толпа отвратительных гигантов. У некоторых в руках пылали факелы, кто-то держал длинные палки. Впереди, ближе всего к стене, возвышался над другими узкоплечий мужчина с вытянутым лицом и черными, блестящими, как у крысы, глазами, рядом, чуть позади, гора мяса, детина, похожий на монстра, со щелками глаз. Дальше — целый набор ощерившихся (открывающих рот в беззвучном крике) личностей, от уродов до вполне внешне нормальных, если не видеть их в рядах неиствующей толпы.
Посвященные невольно отпрянули от стены, но сообразили, что с той стороны их не видят. Придя в себя, горожане поняли, что девицу с ребенком тоже не видно, ее ищут, несколько мужчин с шестами шарят с двух противоположных сторон, прочесывая стену.
— Ее надо спасти, — сказала Мать.
— К сожалению, невозможно. Мы не можем вмешиваться в их дела так же, как они в наши. Стену нельзя приоткрыть, ее можно убрать совсем, и тогда они все ринутся сюда. Это повлечет тотальные несчастья.
— Господи! Неужели мы станем свидетелями убийства?
— Те, кто находится здесь, не отвечают за то, что происходит там.
— У меня сердце кровью обливается! — Вдруг Мать в одном из гигантов узнала сына. — Пустите меня к нему! Немедленно пустите! — Она ударила стену.
— Хорошо! — Правитель обратился ко всем. — Решайте, нужна ли нам мысленная стена или пусть обе половины города сольются в одно? Мое мнение остается прежним, слово за вами.
— В это время мужчины с шестами настигли девицу. Двое схватили ее за руки, один отнял ребенка, и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, поволокли к двум, видимо, вожакам. Ряды великанов колыхались в ожидании расправы.
— Я не могу этого вынести, — прошептала Мать в ужасе. Молодой человек в очках с металлической оправой приобнял ее за плечи.
— Значит, пусть стена исчезнет? — Правитель молча смотрел, как поднимались руки: одна, две, три, пять… И все. Все! Жалкие единицы. Выходит, он победил, он прав, и город будет спасен.
Его голос звучал как призыв:
— Решение принято. Мы просим во имя общего блага прекратить раскол и направить с вою мысленную энергию на удержание защиты. Мы окончательно отсекли зло. Стена будет стоять. — Он воздел руки к небесам, словно призывая их в свидетели.