Отшельник Книга 3
Шрифт:
— Молчишь? — удовлетворённо кивнул Феофилакт. — Но если надумаешь откупаться, то можешь рассчитывать на мои личные сбережения. Там немного, всего двенадцать тысяч, но зато это солиды времён самого Юстиниана!
Собравшаяся на совет братия дружно охнула. Они и сами происходили не из бедных семей, и двенадцать тысяч порой могли потратить за пару дней, но такая сумма именно в старой монете поражала воображение. Это указывала на древность рода лучше любых пергаментов — старые деньги, они и есть старые деньги.
— Мы тоже не
— Утихомирься, Никифор! — отец Пелагий хлопнул ладонью по столу, забрызгав пролитым вином ближайших соседей. — Ещё не хватало, чтобы вы тут друг другу в бороды вцепились. Вопрос же в другом!
— Так ты же его не задал, — хмыкнул отшельник.
— Что делать будем, братие? — нахмурился Пелагий. — Такой вопрос тебя устоит?
— Лишь бы ответ устроил, — глубокомысленно заметил отец Георгий, настоятель населённого преимущественно болгарами монастыря. — Можно венецианцев нанять для обороны, и это не так уж дорого получится. Есть у меня несколько надёжных кондотьеров на примете.
— Швейцарцы дешевле и надёжнее, — возразил Никифор.
— После них, как после саранчи, только голые камни остаются. А венецианцы половина жалования на вино спустят, причём вино будет из наших же погребов. Двойная выгода.
— А ещё девок непотребных с собой притащат.
Общий вздох стал комментарием к этому замечанию. На святой земле Афона запрещено находиться любому существу женского пола, будь то коза, корова, свинья или даже престарелая монашка, чьи прелести увяли лет пятьдесят тому как. Исключение лишь для кошек, так как мышей ловят, и птиц диких, что вообще разрешения не спрашивают. Но среди настоятелей есть ещё мужчины в силе и здравии… Эта тема тяжёлая, обсуждению не подлежит, и каждый решает её самостоятельно в меру своего разумения. И с большой осторожностью!
— Дело не в девках и не в прибылях от продажи вина, — заметил отшельник, коего в силу преклонного возраста эта проблема давно не заботила. — Я против венецианцев совсем по другой причине.
— Это какой же? — попросил уточнить отец Георгий, имеющий долю от венецианских кондотьеров.
— Венецианцы, суть наши извечные враги, уже много веков прикладывающие все силы для умаления власти императора. Или кто забыл разграбление города крестоносцами и Латинскую империю? Не венецианцы ли были в первых рядах тех грабителей? В Святой Земле не блистали ни храбростью ни воинскими умениями, а тут… И ещё у них есть скверная привычка оставаться там, куда их хоть раз позвали. Этого хотите, братия?
— Да лучше венецианцы, чем турки и русы! — воскликнул отец Георгий. —
— Мы говорим только об откупе! — возразил отшельник Феофилакт.
— Откупе за жизни, да, — согласился болгарин. — А что потом? Или ты думаешь, будто нас оставят в покое? Оставят в покое наши деньги? Я против откупа и за наём венецианцев! Кто согласен с моим мнением?
Интермедия
Интермедия (Автор узнал новое слово, которое ему очень понравилось)
Какое-то время спустя. Далмация.
— И что, Витторио, этот святоша предложил что-нибудь выгодное и дельное?
Командир и владелец кондотты Витторио Мелиссино по прозвищу Испанец досадливо поморщился и покачал головой. Потом всё же удосужился объяснить своему заместителю, первому помошнику и другу детства Джузеппе Марконезе:
— Чёртов схизматик предлагал поменять наши жизни на его золото.
— Так оно всегда так было, — удивился ответу Джузеппе. — Меняем жизнь, кровь и мечи на звонкую монету.
— Так, да не так, — опять покачал головой кондотьер. — Он хочет, чтобы мы взяли под защиту гору Афон и обороняли её от русского войска. Не мы одни, там тысяч восемь вместе с нами нанять предполагают.
— Огромная сила, Витторио! Да и нет нам разницы, против кого воевать, лишь бы золото вовремя платили.
— Молодой ты ещё… А мне вот пришлось поучаствовать в Крестовом походе на Русь, и я хорошо помню ледовый ад на Днепре.
— Сейчас тёплая осень, самое её начало, да и зима в ромейских землях ничуть не суровее нашей. Почему ты отказался от контракта, Витторио?
— Да потому что хочу сохранить ваши жизни, болваны! Я хорошо помню не только жуткий холод и постоянное чувство голода, но и прилетающие из ночной темноты пулы, разящие с неимоверной точностью. Я помню посаженных на необструганные колы несчастных, вся вина которых заключалась в том, что они убили старика в прибрежной деревне из-за тощей курицы. Я многое помню, Джузеппе. Поверь, никто не будет жить вечно, и смерть в бою — не самая худшая из смертей. Но в любом бою у тебя есть шанс остаться живым. В этом контракте его нет.
— Может быть, всё не так страшно, как ты думаешь, Испанец, и стоять будем против турок, а не против русов?
— Ты меня уговариваешь, или себя? Впрочем, ты можешь набрать пару десятков добровольцев из кондотты, и попытать счастья на Святой Горе. Я разрешаю, Джузеппе, и всегда буду хранить в памяти воспоминания о своём глупом и жадном заместителе, сгинувшем в цвете лет при исполнении заведомо безнадёжного контракта.
— Да как бы это… — пошёл на попятную Марконезе. — Как можно не доверять твоему мнению? Это мнение командира и опытного человека, так что… Так что подождём другого контракта, сеньор!