Отслойка
Шрифт:
– Наиль Ришатович, у нас операция, – прервал его хирург.
В моей памяти возникла брюнетка с мелодичным голосом. Олесе Романовне, по моим прикидкам, было под пятьдесят. Осанистая, решительная и с тонким чувством юмора, она и сейчас привлекала внимание. Неудивительно, что Роман Петрович ей увлекся.
Какое-то время тишину нарушал лишь звук кровоотсоса. Я ждала, когда почувствую сильное натяжение и они достанут малышку. Несмотря на заявление врача, я знала: моя дочь жива. Я пять месяцев промучилась
– Мда, принесла тебя нелегкая, я только домой собрался, а тут ты. Так еще и с отслойкой. Твои врачи что церберы на меня накинулись.
– Вам кто-то позвонил?
– Олеся Романовна и Сауле Жанатовна. Как давай трезвонить, я только куртку надел, уже автозавод подрубил, машину решил прогреть. Ну, словом, пришлось нам всем остаться из-за тебя, а могли бы сейчас в душ и на боковую. Суббота все-таки, бессовестная ты, – хирург поморщился. – Вот тут, видишь? – Он показал что-то медсестре. – Спайки.
– Это плохо, да? – спросила я.
– Нехорошо.
– Кстати, ну, вернее, не совсем кстати, – оживился анестезиолог. – Вы сходили в то кафе?
– Еще не успел, – ответил хирург. – Кровь уберите, ничего же не видно!
– Сходите, говорю, плова вкусней во всем Казахстане не делают.
– А вы про какое место говорите?
– По Ленина вверх.
– А, там еще ресторан этот… как его. Большой такой, тойский [8] .
– Да-да, вот скажи, вкусно?
8
Ресторан, где проводятся тои – большие семейные мероприятия на 50–350 человек.
– Очень, – я улыбнулась.
– Ну вот, Роман Петрович, видишь? Сходи.
Хирург не ответил и нахмурился.
– Мда… Спайка на спайке.
– Извините, я не знала. Я сразу после операции встала и ходила, как сказали, честно.
– Спайки не от этого появляются, рыбка моя. В этом ничьей вины нет…
– А долго там еще? – операция, казалось, длится вечность. Ног я не чувствовала, и поэтому так хотелось сжать ступни, согнуть коленки, к тому же ужасно зачесался кончик носа.
– Не скоро. Ну и кровищи у нас тут. Отсос! Матку не вижу – все в крови. Салфетку! Еще салфетку… рассекаю спайки, осторожно, порвешь спайку – тут еще больше крови будет. – Хирург прикусил губу. – Ну ты что?! Ну куда режешь-то?! – воскликнул
Он отошел на шаг и переступил с ноги на ногу. Послышался чавкающий звук.
– Ну вот, тапки мне новые кровью залила… Форму-то ладно, постираю, а вот тапки жаль.
Я поежилась и всеми силами пыталась не слушать громкое чавканье обуви хирурга. На секунду в отражении в лампе мелькнула я, а вокруг багровое пятно. Я резко отвернулась.
Хирург тяжело вздохнул и вдруг улыбнулся.
– Хорошо, что сразу приехала, а не стала ждать.
– Повезло, что вы остались, – я улыбнулась. – Вот в прошлый раз, когда ЭКС было, так все неожиданно случилось. – Я поежилась…
В первые роды я переживала схватки при свечах в теплом джакузи под тягучий голос доулы, она пела мне старую казахскую колыбельную. Тогда мы «ныряли» в схватку и «благодарили боль».
Акушерка не оставляла меня ни на секунду, мне делали массаж, развлекали историями и все время хвалили. Хотя за что, я так и не поняла.
Роды вызывали «коктейлем» с мизопростолом. На раскрытии в пять сантиметров прокололи пузырь. Вылились теплые, прозрачные воды. Через каких-то двадцать минут меня жгло огнем, словно рукой рвали матку и ломали кости одновременно. Схватки приходили волнами, время между ними сокращалось. Мне казалось, что я в бушующем море, в том самом месте у берега, где волна скручивается, – там она самая сильная. Она поглощает вас, швыряет о дно, закручивает и повторяет это снова и снова. Я вырывалась из нее на поверхность, тянула воздух, но не успевала сделать нормальный вдох, меня тут же топила вторая, а потом третья, четвертая, пятая, легкие горели, голова кружилась. Я протяжно мычала и выгибалась. Поставили эпидуралку. Боль отступила, я смогла улыбаться, шутить и просто лежать. Полное раскрытие, меня начало тужить. Я перешла в родовую палату, опять стало больно. Я тужилась лежа, сидя, стоя. Рус был со мной каждую минуту, и если вначале я стеснялась и держала его рядом с головой, то в какой-то момент умоляла его посмотреть, не видно ли там в промежности чьей-нибудь головы. Но головы не было. Олеся Романовна засунула в меня руку по локоть, нашла потерянную голову и поджала губы.
– Придется делать кесарево, она не вошла в родовые пути, а если попытаюсь ее туда направить, могу свернуть ей шею.
Рус подписал какие-то бумаги, я тоже что-то подписала. Через пятнадцать минут меня уложили на операционный стол, разрезали и достали Чичу. Когда я ее увидела, то почувствовала, что повторила бы все это еще сорок раз.
– Так, сейчас все молчим, – хирург стал серьезен и сосредоточен.
– Ляззат, извините, но чешется, не могу терпеть, – шепнула я. Она аккуратно почесала мне нос. – Да, вот тут, спасибо.
Конец ознакомительного фрагмента.