Отсрочка от казни
Шрифт:
– Вызов!
Ситуация изменилась. Все пришло в движение. Окружающие меня люди вдруг стали экономить время. Кинопленка сорвалась с шестеренок, понеслась перед фокусом горным ручьем, и мелодрама превратилась в истерику. Влад, выворачивая шею, смотрел в конец коридора. Филин поднялся с откидного стульчика, и мягкая крышка дала крепкую пощечину перегородке. Я тоже невольно вскочил на ноги, потому что безучастно сидеть уже не было сил, но, что надо было делать, я не знал и посмотрел в коридор.
Стуки колес отсчитывали последние секунды перед стартом. Все застыли. Прикованный Влад, землистый сержант, непритязательный бородач и в центре их, как цветок-лидер на клумбе, Филин с сотовым телефоном в руке. Он сильно наклонил голову набок, словно
– Остановитесь, полковник! – сказал Филин, и я машинально подмел взглядом всех присутствующих в коридоре, отыскивая среди них полковника, и лишь через мгновение понял, что этот человек, к которому обратился Филин, где-то очень далеко.
– Если вы намерены меня пугать, то разговора у нас не получится… Да, я вам все расскажу, если вы не будете меня перебивать… Моя фамилия Уваров. Владимир Уваров. Со мной мой друг Кирилл Вацура. В кабине машиниста еще один наш человек, фамилию которого вам знать необязательно…
Влад крутанул своей бычьей шеей и встретился со мной взглядом. Взгляд его был шумным, крепко забитым вопросами и эмоциями, и я, поморщившись, махнул рукой, чтобы он отвернул лицо и слушал.
– Кроме машиниста и его помощника, – продолжал Филин разговаривать с телефоном, которого называл «полковник», – с нами еще семь заложников… Огласить весь список? Специально для прессы! Записывайте! Гражданин Нигерии Джонсон Бунимас; две девушки: москвичка Олеся Коливерда и жительница Ашхабада Регина Агеева; житель Красноводска Александр Филин, назвавшийся инженером соляного завода; сержант милиции Хамид, фамилию назвать отказался; женщина по имени Мила – паспортные данные отсутствуют; и житель Астрахани Евгений Альтерман, безработный радиоинженер.
Филин, продолжая закапывать себе в ухо тихие звуки из телефона, повернулся на каблуках, встретился со мной взглядом и подмигнул. Я хотел ответить ему тем же, но у меня ничего не получилось, словно глаза мои были слеплены из бетона и уже успели застыть.
– Далее! – громко, как с тугоухим, говорил Филин. – Объясняю обстановку. Заложники прикованы наручниками к окнам, окна закрыты шторами, поэтому не советую стрелять наобум. Совет второй: не советую открывать огонь вообще, так как вагон прицеплен к цистернам с бензином. И третье: даже если вы решите пожертвовать заложниками и пустить поезд под откос, предупреждаю вас, что контейнеры с радиоактивными материалами мы спрятали в цистернах. В случае взрыва бензина радиоактивное облако распространится на сотни квадратных километров.
Филин замолчал. Невидимый полковник наносил ответные удары, отчего Филин хмурил брови и отрицательно качал головой. Ему эти удары были все равно что атака назойливых мух.
– Я о том и говорю! – снова ухватил инициативу Филин. – Очень правильные слова! Не будем горячиться и совершать ошибки. Мои условия вполне реальны, и выполнить их не составит большого труда: обеспечьте нашему составу зеленый свет до Бахардена включительно, а там я скажу о дальнейшем маршруте. Дайте диспетчерам команду, чтобы освободили путь следования, остановили, если надо, все встречные поезда; уберите пассажиров с платформ тех станций, через которые мы будем проезжать… Вам надо посоветоваться с руководством? Советуйтесь, полковник, советуйтесь, но не забывайте, что мы уже в пути.
Филин на секунду оторвал телефон от уха, выразительно посмотрел на бородача и пожал плечами, словно хотел сказать: он меня достал!
– Все понятно, полковник, не надо лишних слов! Вам приказали тянуть время, развлекать меня долгими и пустыми разговорами? Все эти ваши военные хитрости мне хорошо известны. Болтовни не будет. Говорить будем коротко и по существу, причем я буду приказывать, а вы отвечать «Есть!» и исполнять приказание… Теперь о грустном: между тридцатым и тридцать пятым километром после Гаремджи мы оставим на насыпи труп проводницы. Мне очень жаль, что так получилось. Никто
Филин отключил телефон и отдал его сержанту. Я вспомнил, как еще несколько минут назад хотел спать, и удивился. Влад больше не крутил своей бычьей шеей и не раскидывал по вагону вопросительные взгляды. Вопросов уже не было, а если и были, то Влад предусмотрительно стал их экономить. Девчонки напрасно спали и не подавали признаков жизни. Самое интересное уже началось: наши жизни стремительно падали в цене.
Глава 10
Я и не заметил, как наступил рассвет. Солнечный свет проникал в коридор из-под штор, словно вода в трюм старого корабля. Поезд, ритмично чавкая, пожирал километры, и утроба вагона жизнерадостно пульсировала и мерцала. Качались горшки с засыхающими цветами, колыхались нижние края занавесок, торчащие из-под светозащитных штор, словно ночные рубашки из-под кожаных курток чекисток, клевал носом Влад, сидящий на откидном стульчике и расставивший в стороны прикованные руки, как крылья.
По коридору маятником двигался сержант. Автомат он держал на плече и, как завшивленный, все время чесался виском о торчащий рогом магазин.
– Эй, часовой! – сказал я, когда сержант поравнялся с моим купе. – Я хочу в туалет.
– Иди, – ответил сержант таким тоном, словно его можно было и не спрашивать о такой ерунде.
Я радостно схватил полотенце, намотал его на шею и выскочил в коридор. Чуда не произошло, сержант преградил мне путь и кивком указал на другой конец вагона.
Повернувшись, я сделал пару шагов и оказался рядом с Владом. Тот приподнял голову и открыл красные от недосыпа глаза.
– Доброе утро, – сказал я ему, краем глаза следя за часовым.
– Ага, – ответил Влад. – Добрее не бывает. Чай уже разносили?
– Не задерживайся! – сказал часовой.
– Человек пить хочет, – объяснил я.
– И не только пить, – простонал Влад.
– По очереди!
– Потерпи, – сказал я Владу. – Я недолго.
Я дошел до купе Милы и посмотрел на женщину через дверной проем. Мила не спала, но лежала на диване и шлифовала пилочкой ногти. Темные очки, ухоженная прическа, бледный макияж. Я вспомнил, как ночью Филин нашел в ее сумочке накидной ключ. Филину было все равно, как он попал в ее сумочку, но Мила испугалась и стала оправдываться не столько перед ним, сколько перед нами. Если бы не эти бравые ребята с автоматами, подумал я, сдержанно кивая женщине в знак приветствия, то Влад устроил бы Миле разбор полетов по полной программе. Ключ – это серьезная улика. Убитая проводница была заперта в туалете снаружи именно таким ключом. Но зачем Миле понадобилось убивать проводницу? И вообще, почему она все время темнит, что-то скрывает, и в первую очередь свои глаза?.. А впрочем, зачем всей этой ерундой забивать себе голову?
Когда хочется в туалет, мысленно сосредоточиться на какой-нибудь проблеме очень трудно, и я дошел до туалета, заполненный только рефлексами.
Ни трупа, ни выломанной двери здесь уже не было. Прежде чем переступить порог, я внимательно осмотрел пол. Он был чист, словно его добросовестно помыли. Затем я постоял над унитазом, нажал педаль слива и через открывшуюся трубу посмотрел на свободу.
Купил Вова бензин, подумал я, излишне не драматизируя ситуацию и все же достаточно искренне соболезнуя своему другу, которому сейчас было вдвойне тяжело. Мало того, что он сам попал в число заложников, так и его несчастные цистерны тоже разделили с ним его участь. Почему же именно его держат в наручниках? – думал я, разглядывая свое потемневшее от щетины лицо. Потому что он внешне выглядит самым здоровым из нас? Или потому что у него самый крутой характер? Но Влад вроде бы ничем не выдал бандитам своей неукротимости.