Отстающая
Шрифт:
— Ты, наверное, считаешь себя очень умной? — тихо спросил Брюн, наблюдая, как в её глазах нарастает паника.
Она съёжилась на кровати, будто в предчувствии удара, и замотала головой.
— Хочешь, расскажу тебе, как я дошёл до жизни такой?
И он рассказал. Рассказал о групповых изнасилованиях туземок, о том, как расстрелял беременную; рассказал об ужасном бдении посреди болота, о том, как сглатывал слюну, когда жарили его товарища; рассказал о безумном лейтенанте Марше и выпученных глазах умирающего Амори Лорха; рассказал о ямах, полных мертвецов, о подожжённых деревнях, о безграничной доброте
Лотор замолчал, только увидев, как побелели костяшки худых пальцев, вцепившихся в одеяло. Девчонка дрожала, по её щекам катились слёзы, застывший взгляд не отрывался от его лица. Проняло, маленькая дура? Он вытащил платок и стёр со лба пот. Теперь будешь помалкивать? Брюн сунул платок в карман, повернулся и вышел, чтобы выпить таблетки, хотя, говоря по совести, ему это было уже не нужно.
Больше Санса с ним не заговаривала, не считая робких просьб принести ей что-нибудь.
***
— Иди, нянька, тебя зовёт!
Лотор продолжал читать «Сто лет одиночества» и так увлёкся, что ничего не слышал. Он поднял голову и встретился взглядом с Петиром. Тот смотрел на него почти с ненавистью, глаза его сузились и потемнели. В памяти Брюна всплыл эпизод из детства: гладкие кольца гибкого тела в траве на берегу дорогой его сердцу речушки, покрытая тёмной чешуёй голова, напружиненная, готовая к смертельному броску… Но крепче всего он запомнил жёлтые, бездушные змеиные глаза. Гадюка глядела на него так же, как сейчас Петир. Лотор закрыл книгу и встал. В таком состоянии его друг был опасен. Он не хотел иметь с больной Сансой ничего общего и в то же время безумно ревновал её. Ревнует потому, что теперь она зависима не от него. Впрочем, Брюн не был виноват в том, что теперь девчонка не могла выносить присутствия любовника. Бейлиш сломал её своими руками, ошибся, рассчитывая на её устойчивость. Лотор с самого начала говорил ему, как она слаба, но он не слушал. Вот поэтому я и стал сиделкой при глупой девчонке.
Он прошёл в спальню, пропахшую камфарой, и бросил на Сансу вопросительный взгляд. Она покраснела было, но ослабевшие вены не сумели удержать прихлынувшую к лицу кровь, и оно опять мертвенно побледнело.
— Мне нужно… в туалет.
Девчонка стыдливо прикрыла веки. Брюн молча наклонился к ней и поднял с постели. Обвив его шею худыми руками, она уткнулась носом ему в плечо и затихла. Петир неотступно следил за ними, когда они шли мимо него в ванную. Какого чёрта ты так смотришь? Лотор закрыл за собой дверь и опустил Сансу на пол. Она уцепилась за его рубашку, чтобы устоять на ногах, осунувшееся лицо исказила болезненная гримаса.
— Помочь?
— Спасибо. Я сама, — прошептала девчонка, зардевшись на миг, и разжала пальцы.
Он вышел, привалился спиной к стене возле двери и стал ждать. Через несколько минут зашумела вода, что-то упало, послышались неуверенные шаги. Санса открыла дверь и смущённо взглянула на него, избегая смотреть на Петира, не сводящего с них горящих мрачным огнём глаз.
— Что?
— Уронила мыло. Не смогла поднять, голова закружилась…
Брюн, нетерпеливо вздохнув, протиснулся мимо неё, выудил мыло из ванны и положил его на место. Не девчонка, а ходячая проблема. Лотор коротко хмыкнул. Или лежачая проблема,
Уложив Сансу в постель, Брюн подоткнул одеяло и собирался уйти, когда она вдруг схватила его за запястье с силой, странной для такого измождённого создания.
— Не уходите! Посидите со мной. Пожалуйста…
Пальцы девчонки были сухими и горячими, огромные глаза молили. Лотор ощутил неловкость, а он ненавидел это чувство. Её просьба что-то затронула в нём, что-то давно погребённое на дне души, забытое за ненадобностью. Он сдвинул брови, хмуро глядя на Сансу.
— Это ни к чему. Есть хочешь?
Она помотала головой. Потускневшие, истончившиеся волосы разметались по подушке, дыхание было слишком частым, будто ей не хватало воздуха.
— Останьтесь со мной, хотя бы ненадолго, — снова попросила девчонка.
Ладно. Ей всё равно недолго осталось. Брюн сдался, опустился рядом, заранее отвернувшись от неё. Она нашла его руку, лихорадочно сжала её и, кажется, успокоилась. Он подождал, пока хватка уснувшей Сансы не ослабеет, потом высвободил пальцы и тихонько покинул спальню.
Петир, меривший шагами номер, порывисто обернулся к нему.
— Наконец-то! Я думал, ты задержишься дольше, — съехидничал он.
— Не мели чепухи, — произнёс Лотор, с наслаждением закуривая. — Вспомни, сколько раз я говорил, что пора избавиться от этой обузы? Ты меня не послушал.
Друг оперся руками о подоконник, склонил голову. Такая поза, как правило, становилась предвестницей взрыва… Который не замедлил последовать. Петир резко повернулся, сверкнул глазами.
— Почему она не выздоравливает?! Проклятье! Что с ней творится, чёрт подери? Как она посмела заболеть?!
Брюн подошёл к нему, положил ладонь на вздрагивающее от бесплодного гнева плечо. У кого-то из нас должны были сохраниться остатки здравого смысла. Похоже, опять у меня.
— Она умирает, Петир. Ты не сможешь ничего исправить, даже если очень захочешь.
— Этого не может быть… Какая чудовищная неблагодарность! Я столько для неё сделал! — Его рот страдальчески кривился, на глазах накипали слёзы отчаяния. — Столько времени… Столько сил… И всё впустую! Проклятье! — Петир рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
Лотор несколько секунд, не мигая, смотрел на него, затем сунул в карман пачку сигарет и вышел в ночь, чтобы не видеть, как Бейлиш оплакивает свою самую сокрушительную неудачу.
***
Вернувшись, Брюн сразу прошёл в спальню — проверить девчонку. Она спала, неслышно дыша, под глазами залегли глубокие тени. Он сел на стул около кровати и погрузился в чтение, временами поглядывая, не проснулась ли Санса. Друга Лотор в номере не застал, но беспокоиться не стоило: он знал, что Петир никуда не уедет без него. Время тянулось медленно, часы убаюкивающе тикали, и несколько раз Брюн, клюя носом, смутно различал расплескавшиеся мозги на жизнерадостно-зелёном мху и дикие звериные глаза почившего лейтенанта Марша. Марш… Ты точно сдох? В конце концов, книга выскользнула из рук, под закрытыми веками разгорелось пламя пожара, в ушах раздались выстрелы, мольбы о пощаде перемежались приказами командира, и он снова стал молодым двадцатилетним парнем в форме цвета хаки, вооружённым до зубов…