Отстойник

Стригин Андрей Николаевич

– Да какой же ты старенький?!
– дворничиха громко смеётся, показывая редкие зубы.

Чтоб не провоцировать поток красноречия, спешу убраться со двора.

– Кирилл, хватит копаться в унитазах, иди работать ассенизатором!
– догоняет меня старушечий голос. Спотыкаюсь, оглядываюсь через плечо, дворничиха усердно разносит мусор в разные стороны. Показалось, что ли?

Спускаюсь к кинотеатру "Россия", рядом площадь забита до отказа павильонами, снуют продавцы, укладывают различные товары. В одной из женщин узнаю бывшую

учительницу сына, не стал подходить, она стесняется своей новой работы.

По бокам площади громоздятся большегрузные автомобили, а в отдалении стоит группа носатых кавказцев, осанки гордые, животики кругленькие - хозяева жизни. Говорят на непонятном языке, прикрикивают на грузчиков, всё у них хорошо, я рад за них, вот только кулаки почему-то сжимаются.

У выхода из рынка, двое постовых прицепились к старой женщине, она торгует свежим луком в неположенном месте. Женщина пытается доказать стражам порядка, что у неё нет денег купить себе место на рынке, выручки от лука едва хватает на хлеб. Вижу, всё же тяжело поднимается, прихватывает с собой разбитый ящик - свой импровизированный прилавок и, вздыхая, уходит. Кавказцы смотрят на неё, ехидно посмеиваются: - Жэнщин, почём лук?

Она оживляется: - Сынки, десять рублей.

– Нэ надо, мы шутэм, у нас есть целая машина, - хохочут они.

Подхожу к ней: - Продайте лук.

– Десять рублей за пучок, - неуверенно говорит она.

– А сколько у вас его?

– Семь наберу.

– Давайте все.

– Вы, правда, купите?

– Люблю я его, а он у вас, такой свежий.

– Так только сорвала. Он без нитратов, сынок, - оживляется она. Я верю ей, а вот столько лука, конечно, мне не нужно, засохнет в холодильнике. А, пусть сохнет!

– Мужчина, - оживляются кавказцы, - зачэм такой плахой бэрёшь, посмотры какой кароший у нас.

– От него нитратами за версту прёт, - я сплёвываю на пол.

– Зачэм, обижаешь?

– Обидишь вас, - отворачиваюсь и ухожу.

Женщина бегом семенит с рынка, боится, что я передумаю, а в моей душе как море разливается горечь, до чего довели народ, почему так? Ведь неплохие, в общем, люди, работящие, при желании способны горы свернуть. Может, душу испортили? Чем? Верой, что ты раб? Очень похоже - мысли проносятся в голове, словно камни с горы, как хочется всё перевернуть, вытряхнуть "мусор", навести порядок.

За пазухой вибрирует мобильник: - Слушаю.

– Тебе не надоело бездельничать! Что тебе Дарьюшка сказала? МЕНЯЙ РАБОТУ!

– Кто говорит?
– я узнаю вчерашний с хрипотцой голос.

– Да, какая тебе разница, слушай, что тебе говорят!

– А не пошёл бы ты!
– от такой наглости я теряюсь, уже почти выключаю мобильник, но слышу заключительную фразу, прежде, чем нажимаю на кнопку.

– Пускай тебе режут на ногах жилы, спасать больше не буду! Не стану за тебя просить императора Траяна!
– говорит он непонятные слова.

Стою, как тазиком оглушили, шарики

за ролики заскакивают, хочу осмыслить сказанные слова, а в памяти вспыхивают непонятные сценки, люди в рясах, они пытаются перерезать мне ноги. А рубцы? Они были наяву! Снова вибрирует мобильник.

– Да, - говорю пришибленно.

– Пойдёшь к Дарьюшке, она всё расскажет, И НЕ ДЕЛАЙ ГЛУПОСТЕЙ, НЕ ПОИ КАМЕНЬ КРОВЬЮ!
– голос обрывается, слышу короткие гудки.

Что за мистика, жил, жил, унитазы починял, никак повышение по службе светит, ассенизатором назначают. Заманчивая перспектива, я хмыкаю, но чувствую, назревает нечто, даже слышу потрескивание электрических разрядов в воздухе. Кто такая Дарьюшка, дворничиха, что ли?

Бесцельно брожу по рынку, кавказцы с пренебрежением посматривают на меня, говорят на непонятном языке, посмеиваются, они не знают, что есть на свете сострадание, для них, главное сила - деньги. В памяти выплывают картины прошлых художников, бесы, марающие чистые души праведников. Как образно и правдиво, такое ощущение, что они писали с натуры, зайдя на любой рынок ... и не только туда.

Незаметно ухожу с площади, бреду домой. Во дворе, на удивление, чисто, Дарьюшка справилась с опавшей листвой, а сейчас стоит, опирается на метлу и терпеливо меня ждёт.

– Пойдём, Кирюша, чаёк попьём.

Безропотно иду за ней. Она живёт на первом этаже, если так можно выразиться, так как он, ниже уровня земли.

В квартире не богато, но чистота стерильная, так бывает в операционных блоках. Упитанный чёрный кот, прыгает под ноги, одаривает жёлтым огнём глаз, важно идёт, до хруста задрав пушистый хвост.

Дарьюшка приглашает на кухню, садимся за стол, накрытый простенькой клеёнкой, но сверкающей чистотой. Стоит ваза с благоухающим варением, в тарелке, груда сушек, в пластмассовой коробке, аппетитное печение.

Она наливает чай в широкие, оранжевые чашки, садится рядом, смотрит на меня с жалостью и качает головой: - Ой, Кирюша, как душа твоя оголена, как ты ещё живёшь на этом свете.

– Живу, - ворчу я и сразу жалею, что проявил нетактичность, но Дарьюшка неожиданно треплет меня за волосы: - Ершистый, это хорошо. Вот что, сынок, предназначение твоё, определено. Всякий, нашедший драконий камень, приходит к нам. Твоё предназначение было запрограммировано давно. Как давно? Об этом не знает никто. Может, тогда и Земли ещё не было.

Я поднимаю глаза, ищу на её лице следы помешательства, но оно чистое, уверенное, а сила бьёт из глаз, непостижимая.

Дарьюшка ласково улыбается: - На роду нам предписано заниматься не очень приятными делами, мы чистильщики.

– Ассенизаторы, что ли, - хмыкаю я.

– Угу, ассенизаторы, удаляем нечистоты, - весь мир ими заполнен. А ведь, если не разгребём дерьмо, Некто, свыше, примет более радикальные меры, сметёт всё живое с лика Земли. Такое было, и не раз. Помнишь, Великий Потоп, Садом и Гоморру, Помпеи...