Отступник
Шрифт:
Валька каждый раз с ужасом вспоминал ту прохладную майскую ночь, когда Юша рожала в прибрежной лощине недалеко от Логова. Шеп и Кшан гнали его прочь, но он настоял и остался. А после очень об этом жалел. Лучше бы он ушел тогда, чтобы ничего этого не видеть и не слышать. Тем более, что Валькино присутствие было совершенно ни к чему. Два юных лешака прекрасно знали свое дело, как знают его все лешие с пеленок. Валька не мог принести никакой пользы, потому что совершенно растерялся. Он даже плохо различал происходящее. Он помнил, как держал Юшу на коленях, помнил обильную липкую кровь,
— Что же теперь делать? Мы с тобой совсем забыли, что Валя-то ни на что не годен!
— На что я не годен? — изумился Валька.
— Нужно выполнять обряд, — строго сказал Шеп. — Ты не можешь этого делать, от твоей слюны пуповина не заживет…
— Об этом надо было думать раньше! — встрял Кшан.
— Заткнись, дурак! — грозно зарычал Шеп на друга и принял из рук Кшана пищащий комочек. — Я сделаю все сам…
Быстрым движением жесткого острого ногтя пуповина была отрезана, а ранка тут же зализана. Потом Шеп передал младенца сестре, и она приложила ребенка к груди…
Валька с испугом рассматривал младенца. Он почти не отличался от обычного новорожденного, но на макушке у него чуть вздулись два бугорка предвестники маленьких рожек, которые к двухлетнему возрасту должны будут уже вырасти.
— А ты спрашивал, кто это будет, — с облегчением засмеялся Шеп. — Тут и думать нечего. Это же чудный маленький лешонок… Посмотрите-ка на его ручки!
Ребенок сосал грудь, водя ручонкой по коже матери. На крошечных пальчиках то высовывались, то прятались внутрь узенькие и прозрачные мягкие ноготки.
— О, Боже… Что же, от меня в нем нет ничего? — растерялся Валька.
Шеп взглянул на человека и перестал улыбаться:
— Ты прости меня, Валя, но я был бы только счастлив, если бы от тебя он взял поменьше. Но увы. Слишком много в нем человеческого, и не так уж много лешачьего…
— Разве? — с сомнением прошептал Валька, глядя на подвижные ноготки младенца.
— Эх, Валя… — вздохнул Шеп. — Я тебя понимаю, ты ни разу не видел, как выглядит новорожденный лешонок. Наши младенцы рождаются, сплошь покрытые пушком, который потом через полгода выпадает. А этот — совсем гладкий, как взрослый леший или как человек. Ушки у лешат должны быть другой формы, вытянутые вверх и заостренные… Ну и самое главное: у него нет хвостика.
— Хвостика? — до смерти перепугался Валька. — Какого еще хвостика?! Вы же все без хвостов!
Шеп коснулся плетенного амулета, что всегда висел на шее у него, а так же был на всяком лешем, большом и маленьком, из тех, кого Валька видел в Логове.
— Вот наши хвосты. Их обрезают на тринадцатый день после роджения и обрабатывают так, чтобы они навсегда оставались с нами… Что ж, у малыша не будет своего амулета, но это, наверное, не самое страшное… Юша, давай его мне, нужно предложить его Нершу!
Юша
— Подожди-ка! — Валька в смятении побежал следом. — Как это предложить?
— Это последняя часть обряда приобщения. Сначала — отрезать пуповину и зализать ранку, потом приложить к груди, чтобы ребенок запомнил, что такое сосок матери, даже если он потом ее потеряет, — отозвался Шеп, не останавливаясь. — А напоследок, чтобы дать лешонку имя, нужно предложить его Нершу. Река должна принять его и подтвердить, что он леший, что он дитя Нерша.
— Но он же не леший!.. Не совсем леший! Юша! — Валька бросился обратно, к лежащей без сил лешухе. — Юша, его нельзя предлагать реке! Он погибнет!
— Его ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно предложить Нершу, — тихо, но твердо сказала Юша.
Вальке стало страшно. Наверное, сам того еще не чувствуя, он уже любил это слабенькое еле живое существо, и необходимость подвергнуть младенца испытанию ввергла его в панику.
— Нет! Нет, Шеп! — Валька метнулся к реке. — Я не могу!
— Что значит „не могу“?! — возмутился Шеп. — Ты же наших обычаев не знаешь! Так и не мешай! И Юшу, и Кшана, и меня, и каждого из нас отцы предлагали Нершу…
Валька в панике взглянул на ребенка:
— Шеп, но он же наполовину человек! Нерш может не принять его! Да что же у вас за законы такие?!!
— Сейчас на все воля Нерша, — отрезал Шеп. — Думай о том, что он наполовину леший и надейся на милость великого духа.
Шеп взошел на большой плоский камень, что едва торчал из воды у самого берега и опустился на колени. Он посмотрел на ребенка, потом на темную спокойную гладь реки. Наконец, он все-таки оглянулся:
— Иди сюда, Валя!
Когда Валентин присел рядом с ним, Шеп тихо заговорил:
— Наш обряд прост. Каждый лешак-отец должен предложить своего ребенка великому Нершу. Если Нерш отвергает младенца, лешонок гибнет. Если же Нерш принимает дар, счастливые родители получают свое дитя живым и здоровым, нарекают его красивым именем, а весь род с радостью принимает к себе нового лешонка, еще одно дитя Нерша…
Как посмотрит дух Нерша на это чуть живое существо?
Шеп поднял младенца над водой, но Валька схватил его за руки:
— Шеп, я не могу так! Не делай этого! Вода же ледяная!
Шеп вздохнул:
— Это не страшно. Ты, Валя, пойми одно. Не надо бояться этого испытания!
Я всегда буду рядом с тобой и с этим лешонком, что бы ни случилось. Он связал нас навсегда. Я не желаю ему зла. Если он пройдет через это, никто не будет любить его сильнее, чем я. И запомни, что я никогда не скажу ни слова против человеческих обрядов, которые ты вздумаешь провести над ним!
Шеп перевернул младенца вверх спинкой и опустил под воду.
— Великий Нерш!.. — заговорил лешак, но голос его сорвался, и Валька едва не потерял сознание. Но руки Шепа были по-прежнему погружены в воду. И Валька понял, что семнадцатилетний леший, сам по всем меркам еще лешонок, находится в невероятном напряжении под навалившейся на него ответственностью. Валентин несмело протянул руки и ободряюще сжал плечи своего друга, и Шеп продолжил: