Отважная охотница. Пропавшая Ленора. Голубой Дик
Шрифт:
Оставив корабль, чтобы больше не возвращаться на него, мы подсчитали наши финансы. У Сторми было 12 шиллингов, у меня же только полкроны. Сторми чувствовал большое искушение зайти в кабачок, но, в конце концов, сознание ответственности не только за себя, но и за меня удержало его от этого.
Мы решили первое время избегать мест, посещаемых моряками, чтобы не быть пойманными и водворенными снова на «Надежду».
Через несколько дней Сторми нашел себе работу. Мне же он предложил пока заняться продажей газет. Я, конечно, с радостью принял это предложение.
На следующий день,
Когда я пришел домой, Сторми еще не было. Проходил час за часом, наконец, наступила ночь, но Сторми не появлялся. На другой день он тоже не пришел. Я пробродил весь день по городу, надеясь где-нибудь его встретить, но поиски мои были напрасны.
Прошло три дня, а Сторми не показывался. Моя квартирная хозяйка забрала все мои деньги и через несколько дней вежливо простилась со мной, пожелала мне всяких благ и довольно ясно намекнула, чтобы я не трудился возвращаться к ней.
Итак, я был брошен! Один, без знакомых, без денег, без крова в чужом, незнакомом городе! Я бродил по улицам со своими мрачными мыслями и, почувствовав страшную усталость, сел на ступеньках крыльца одного ресторана, чтобы немного отдохнуть. Над дверью бакалейной лавки, находившейся на противоположной стороне улицы, я прочел имя «Джон Сюлливан». При виде этой знакомой фамилии во мне пробудилась надежда.
Около четырех лет тому назад, бакалейщик, с которым мои родители имели дела, эмигрировал в Америку. Его звали Джон Сюлливан. Может, эта лавка принадлежит тому человеку?
Я перешел улицу, вошел в лавку и спросил молодого человека, находившегося за прилавком, дома ли мистер Сюлливан.
— Он наверху, — сказал юноша. — Вы желаете повидаться с ним?
Я ответил утвердительно, и мистера Сюлливана позвали вниз.
Джон Сюлливан, которого я знал в Дублине, был массивного роста с красноватыми волосами, но тот, который вошел в лавку, был ростом около шести футов, с темными волосами и длинной черной бородой.
Сюлливан, который эмигрировал из Дублина в Америку, и Сюлливан, который стоял передо мной, были два совершенно разных человека.
— Ну, мой милый, чего вы хотите от меня? — спросил собственник лавки, бросив на меня любопытный взгляд.
— Ничего, — пробормотал я в ответ, сильно сконфуженный.
— Тогда зачем же вы меня звали? — спросил он.
После мучительного колебания я объяснил, что, прочитав его имя на вывеске, надеялся найти человека, с которым был знаком в Ирландии и который эмигрировал в Америку.
— Ага! — сказал он, иронически улыбаясь. — Мой прапрадедушка приехал в Америку около 250 лет тому назад. Его имя было Джон Сюлливан. Может быть, вы подразумеваете его?
Я ничего не ответил и повернулся, чтобы выйти из лавки.
— Постойте, мой милый! — крикнул лавочник. — Я не хочу, чтобы меня беспокоили и заставляли спускаться вниз из-за пустяков. Предположим, что я Джон Сюлливан, которого вы знали, что вы бы от него хотели?
— Я бы посоветовался
В ответ на это лавочник стал меня подробно расспрашивать обо всем, желая удостовериться, правду ли я говорю, а выслушав все, посоветовал мне вернуться на «Надежду».
Я сказал, что такой совет не могу исполнить и что, кроме того, я уже около трех дней ничего не ел.
Мой ответ сразу изменил его отношение ко мне.
— Вилльям! — сказал он, — не можете ли найти ка-кое-нибудь дело для этого мальчика на несколько дней?
Вилльям ответил, что может.
Мистер Сюлливан отправился наверх, а я, решив, что дело мое закончено, повесил свою шляпу.
Семейство лавочника размещалось в комнатах, расположенных над лавкой, и состояло из его жены и двух детей, из которых старшей девочке было около четырех лет.
Я обедал за одним столом вместе с семейством лавочника и скоро близко сошелся с ними и полюбил их. Ко мне тоже относились хорошо, по-родственному, как к члену семейства. Маленькая девочка была существом эксцентричным, говорила она редко и мало, но и при этом к каждой своей фразе прибавляла слова: «Господи, помоги нам!» Этому выражению она научилась от слуги-ирландца, и никакие наказания не могли отучить, маленькую Сару от этой привычки.
— Сара, если ты скажешь еще раз эту фразу, то я посажу тебя в темный погреб, — угрожала ей мать.
— Господи, помоги нам, — отвечала Сара на эту угрозу.
— Опять!.. — вскрикивала мать и давала девочке два или три шлепка по спине.
— О, мама, мама! Господи, помоги нам! — вскрикивала, плача, маленькая Сара и снова бессознательно совершала свое преступление.
Прошло уже около пяти недель, как я жил у мистера Сюлливана. Однажды, протирая в лавке оконные стекла, я нечаянно разбил большое и дорогое выставочное стекло. Тотчас же я почувствовал такой испуг, какого не испытывал никогда в жизни. Мистер Сюлливан относился ко мне всегда с такой добротой, и вот как я отплатил ему за все его благодеяния! Мое душевное состояние было такое угнетенное, что я ничего не мог сообразить. Единственная мысль овладела мною — немедленно бежать, чтобы не встретиться с мистером Сюлливаном, который в это время был наверху. Я схватил свою шляпу и ушел, чтобы не возвращаться. «Господи, помоги нам!», — услышал я, уходя, обычную фразу маленькой Сары, присутствовавшей при этом.
Глава III
НА МОРЕ
Я не разлюбил морской жизни, а только был неудовлетворен тем положением, которое занимал на «Надежде» благодаря мистеру Лери.
Убежав от мистера Сюлливана, я твердо решил поступить опять на какой-нибудь корабль и направился к порту.
Я заметил один корабль, который готовился к отплытию, и поднялся на него. Осмотревшись, я увидел человека, которого принял за капитана, и обратился к нему с просьбой дать мне какую-нибудь работу. Но этот человек не обратил никакого внимания на мою просьбу и не дал никакого ответа. Я твердо решил не уходить с корабля и, когда пробило девять часов, незаметно забрался под шлюпку и проспал там до утра.