Отважное сердце
Шрифт:
Колдунья устремила на него сверкающий взгляд.
— Есть такие молитвы, которые нельзя услышать. И исполнить. Не этим Богом, во всяком случае.
Роберт ощутил укол страха, но шагнул ближе к огню, забыв о своей промокшей одежде.
— Другого нет.
— Что тебе известно о земле под ногами? — Голос старухи вновь обрел резкость и властность. — Или о давнем прошлом?
Роберт вдруг вспомнил учителя, который снова и снова заставлял его писать имена королей Шотландии, от Кеннета мак Альпина и Малкольма Канмора до Александра, пока он, наконец, не запомнил их.
— Моя мать унаследовала графство от своего отца, Найалла Каррика, а от своей матери — наши земли в Антриме. Когда мой отец вернулся из Святой Земли, он…
— Ты что же, думаешь, что история начинается с твоей семьи? — прервала его колдунья. — Нет, мальчик. Что ты знаешь об
Перед внутренним взором Роберта поплыли неясные образы, и он снова услышал голос своего учителя, описывающего приход римлян, великих мужей древнего мира, со своими огромными армиями прошедшими через всю Британию, неся смерть язычникам, которые восстали против них. О саксах, светловолосых, одетых в меха и шкуры, которые оттеснили бриттов обратно к диким холмам Уэльса и Корнуолла, отвоевав у тех землю, которая впоследствии стала называться Англией. А потом были норманны под знаменами Завоевателя. [22] Голос его учителя всегда менялся в этот миг, становясь мягче и утонченнее. И, только выслушав самые разные истории, которые рассказывали ему в Ирландии, Роберт сообразил, что его наставник, скорее всего, слегка приукрашивал легенду о приходе Завоевателя в угоду своему ученику, потомку норманнского лорда Адама де Брюса. Голос его учителя затих, но ему на смену пришел суровый и мрачный тон деда, повествующий о битве против скандинавов при Ларгсе, [23] приплывших на кораблях, украшенных драконьими головами, которая произошла каких-нибудь два десятка лет тому. Ну и, разумеется, о святых, Колумбе и Ниниане, Эндрю и Маргарет. Образы и имена теснились в памяти, но их было слишком много, чтобы Роберт знал, с чего начать. В конце концов, он лишь пожал плечами вместо ответа.
22
Имеется в виду Вильгельм I Завоеватель (1027/1028—1087) — герцог Нормандии (с 1035 г.) и король Англии (с 1066 г.), организатор и руководитель нормандского завоевания Англии.
23
Битва при Ларгсе (2 октября 1263 г.) — одно из важнейших сражений в истории раннесредневековой Шотландии между королем Норвегии Хоконом IV и шотландскими войсками.
Эффрейг негромко присвистнула, отчего одна из собак приподняла голову и залаяла. Она пнула ее ногой, и та обиженно заскулила и затихла.
— Ладно. Сначала были римляне, — со вздохом заключил Роберт, — потом саксы, потом норманны. Я знаю о них.
Эффрейг посмотрела на него.
— А разве христианскому Богу поклонялись в своих храмах римляне с их жертвоприношениями?
— Они были язычниками, — признал Роберт, — вплоть до Константина. [24]
24
Флавий Валерий Аврелий Константин (272–337) — римский император. В 323 г. стал единственным полновластным правителем римского государства, христианство сделал господствующей религией, в 330 г. перенес столицу государства в Византий (Константинополь), организовал новое государственное устройство. Константин почитается рядом христианских церквей как святой (Святой Равноапостольный царь Константин).
— А жители востока? Что ты знаешь об их божествах? Как насчет Одина и Фригг? [25]
— Саксы тоже стали христианами, — парировал юноша.
— А твои ирландские предки со стороны матери, что ты знаешь об их богах? А боги Британии? Луг и Дагда? Рианнон и Бел? [26] — Она продолжала, не давая Роберту ответить. — А ведь были и другие боги, мальчик.
— Но все они — фальшивые боги старого мира. Им сейчас больше никто не поклоняется.
25
Один — верховный бог в германо-скандинавской мифологии, Фригг — его жена, покровительница любви, брака, домашнего очага и деторождения.
26
Дагда (в
— В самом деле? А кого призывают женщины облегчить боли во время родов? Ты ведь наверняка слышал молитвы своей матери.
— Святую Брайд, — не раздумывая, ответил Роберт. — Христианскую святую.
— Когда-то она звалась Бригантией, богиней деторождения и весны. — Эффрейг наклонилась, взяла очередное полено и подкинула его в огонь. — Священники делают вид, что забыли об этом.
Языки пламени осветили лицо колдуньи, и юноша вдруг понял, что она не настолько стара, как кажется, и что она, пожалуй, всего на несколько лет старше его матери. Под слоем пота и грязи ему почудилось в ее лице нечто поразительное, какой-то намек на Бригитту, однако в нем преобладали камень, кость и железная твердость. Ему стало интересно, откуда она столько знает, но потом мальчик вспомнил о книгах, которые так поразили его во время первого посещения. Роберт украдкой взглянул на них, едва видимых за границей круга света, а потом задал вопрос, ответа на который пока так и не получил.
— Почему ты показала туда — на клетку на дереве, когда я спросил тебя о деде?
— Ты наверняка слышал о Святом Малахии. — Эффрейг вновь рассмеялась, когда Роберт перекрестился, только теперь в ее смехе звучало уважение. — Да, этот святой наложил на вашу семью сильное проклятие. Настолько сильное, что река вышла из берегов у Аннана и смыла тамошний замок. Настолько сильное, что оно до сих пор тенью висит над семейством Брюсов, а ведь прошло уже более ста лет, как Малахия произнес его.
Роберт молча кивнул. Он знал о проклятии с самого детства, задолго до того, как наставник принялся обучать его истории Шотландии. В прошлом веке Малахия, архиепископ Армага, проезжал через Аннандейл по пути в Рим. Остановившись в замке Аннан, который принадлежал одному из предков Роберта, архиепископ узнал, что вскоре должен быть казнен один человек, обвиненный семейством Брюсов в воровстве. Малахия умолял пощадить вора, и лорд пообещал исполнить его просьбу. Но на следующий день архиепископ увидел осужденного болтающимся на виселице. Именно гневному проклятию, которое Малахия обрушил на семейство Брюсов, приписывают последующее разрушение их крепости и все беды и несчастья. Роберт собственными глазами видел развалины замка предков в Аннане и знал жуткую историю о том, как река вышла из берегов. Теперь он вполне понимал, почему веревка внутри плетеной клетки была завязана узлом висельника.
Эффрейг заговорила вновь:
— Возвращаясь домой из Святой Земли, твой дед поставил свечи в усыпальнице святого. Но несколько лет тому пришел ко мне. Полагая, что его молитвы не были услышаны, он просил меня снять проклятие. Он хотел, чтобы его семья наконец-то освободилась от него.
Роберт подметил, как на лице пожилой женщины появилось какое-то странное выражение, любви и тоски, может быть, но мысли об этом мгновенно вылетели у него из головы. Он был оглушен поразительной новостью о том, что его дед обратился к ведьме с просьбой составить для него заклинание. И вновь любопытство пересилило:
— И когда же оно будет снято?
Эффрейг покачала головой:
— Этого я не могу сказать. Дуб должен сделать свое дело. И тогда — и только тогда — паутина упадет на землю.
Роберт тут же подумал, а нельзя ли ее просто срезать, если ее падение значит так много, но потом решил, что она скажет, будто так не считается. Но было и еще кое-что, чего он не понимал. В день, когда Александра укусила собака, его отец строго-настрого запретил брату приближаться к дому колдуньи. Тогда Роберт решил, что все дело в собаках, а не в самой женщине, поскольку граф всегда презирал любые суеверия. Но, поскольку мать намекнула, что своим изгнанием целительница обязана его отцу, мальчик вдруг заподозрил, что за отцовским приказом скрывается кое-что еще.
— Почему тебя изгнали из Тернберри?
В мгновение ока она замкнулась и отстранилась от него.
— Тебе пора идти, — сказала старая женщина, вставая и подходя к полке, на которой делала компресс для его колена.
Но Роберт слишком близко подошел к тому, чтобы получить ответы на вопросы, долго мучившие его, чтобы сдаться вот так просто.
— Скажи мне. Я хочу знать.
— Я сказала — уходи. — Одной рукой женщина схватила связку корешков, а другой — нож, и повернулась к нему спиной.