Отважные(изд.1961)
Шрифт:
Но Коля забился в угол и смотрел оттуда на своего дядю ненавидящим взглядом. Зачем мать приказала идти к нему? Он, наверное, и ее предал, только она об этом так и не узнала.
– Ешь, Коля! – настойчиво сказал Никита Кузьмич и подвинул тарелки поближе к мальчику. – Ешь, тебе говорят. Суешься не в свои дела...
Коля не двигался. Он так много пережил за последние дни, что сразу повзрослел. Еще недавно его маленькое доверчивое сердце готово было поверить Никите, но теперь он боялся и ненавидел его. «Скорее, скорее бежать отсюда!» – только
Никита Кузьмич сидел, положив руки на стол, и, нахохлившись, смотрел на Колю.
– Ты долго будешь на моих нервах играть? – проворчал он. – Вот выведешь из терпения, так я тебя ремнем проучу.
– А меня и отец никогда не бил, – враждебно ответил Коля
– Жалко! Старших не признаешь. Все характер, характер свой показываешь... Сколько тебе лет? Уже тринадцать, наверное?
– Скоро будет...
– Вот – тринадцать!.. Не маленький! Понимать должен...
Коля поднял злые глаза:
– А что понимать?
– А вот что. Тебя ко мне мать послала?..
– Мать, – тихо ответил Коля.
– На смерть шла, а ко мне послала! Значит, добра тебе хотела! Говори, чего молчишь?..
– Не знала она, какой вы злой человек, дядя Никита.
Никита Кузьмич вскочил и ударил кулаком об стол так, что зазвенели тарелки.
– Мал, мал ты еще, щенок, взрослых судить! Не знаешь жизни. И как она дается, какой крови стоит!.. – Борзов схватился рукой за сердце, тяжело ступая вышел в соседнюю комнату, где стояла его кровать, и почти свалился на нее.
– Дай воды, – сказал он.
Видно, ему было очень плохо. Он лежал на кровати такой маленький, старенький и беззащитный, что у Коли дрогнуло сердце.
Он быстро принес из сеней кружку холодной воды, достал по указанию дяди Никиты из буфета какие-то порошки. Приняв лекарство, Никита Кузьмич несколько минут лежал молча, с закрытыми глазами. Коля сидел у него в ногах, на краю кровати, и пристально смотрел в ею бледное, сморщенное лицо. Он думал о том, что ему делать дальше. В лагерь к отцу его никто не пустит. Туда даже идти опасно: вдруг гитлеровцы дознаются, что у этого пленного на площади повешена жена? Ведь они тогда могут и отца убить. Рассказать об этом дяде Никите или нет? Можно ли ему довериться? Поможет ли он отцу?..
Минут через десять Никита Кузьмич открыл глаза и мутным взглядом посмотрел на Колю.
– Прошло! – облегченно вздохнул он. – А чуть было не отдал душу... Хорошо, что ты рядом был.
Борзов полежал еще немного, а потом сел на кровати и стал застегивать на груди рубашку.
– Куда вы, дядя Никита?
– А никуда, дома побуду. Лежать-то долго нельзя: сердце останавливается. Ну ладно, иди поешь.
Коля покорно пошел к столу и отрезал кусок мяса.
– Больше ешь, – сказал дядя Никита, вновь подсаживаясь к столу с другой стороны, – мажь хлеб маслом...
Коля быстро ел, а дядя Никита молча наблюдал за ним. Вдруг он заметил, что в глазах Коли появилась какая-то пытливая мысль. Мальчик пристально
– Дядя, а зачем вы того человека полицаям выдали?.. – вдруг тихо спросил он.
Никита Кузьмич вспыхнул.
– Слушай! – крикнул он, теряя самообладание. – Ты что мне, допрос устраиваешь? Лучше скажи, как он ко мне во двор попал.
– Я его спрятал.
– Ты?!. Да узнай об этом гестапо, за это и тебя и меня бы расстреляли!..
– А никто про это бы и не узнал.
Никита Кузьмич только развел руками.
– Ну что с тобой, дураком, говорить! Большое счастье, что я его в сарае нашел... Пришли бы вечером с обыском, как бы я оправдался? Сказали бы: нарочно прятал.
– А его бы можно было выпустить.
– «Выпустить»! – передразнил Никита Кузьмич. – Это легко сказать, да трудно сделать.
Коля отодвинул тарелку.
– Что ты? – встревожено спросил Никита Кузьмич.
– Плохой вы человек, дядя Никита. Лучше я от вас уйду.
– Уйдешь?
Коля упрямо нагнул голову:
– Я лучше в лагерь пойду, с отцом жить буду.
– В лагерь? – удивился Никита Кузьмич. – В какой лагерь?
– Ну, в тот, что на окраине города, за проволокой!..
У Никиты Кузьмича на переносице сошлись глубокие морщины. Он сосредоточенно смотрел в лицо мальчика, стараясь понять, о чем тот говорит.
– Отец? Разве он там?
Коля осекся. Нет, он не скажет дяде Никите больше ни слова.
– Почему ты сказал об отце? Ты что, его видел?
Коля вновь сжался в своем углу. Как мог он проговориться! Теперь погибнет и отец. Нет, нет, дядя больше ничего от него не узнает.
– Ты видел его в колонне пленных? – вплотную приблизился к Коле Никита Кузьмич. – Говори! Видел?..
Коля старался выдержать его напряженный взгляд.
– Нет, не видел... Это я так просто сказал. Придумал...
Никита Кузьмич с сомнением покачал головой.
– Такие вещи просто так не говорятся. Особенно сейчас, когда ты потерял мать... – Он снова сел и закурил папиросу. – Вот что, племянничек, – сказал он подумав. – Я запрещаю тебе выходить даже за ворота. А придет время, я сам скажу тебе, куда идти и что делать... Надеюсь, мы договорились?
– Я убегу, – тихо и с ненавистью ответил Коля.
– Раз так, ладно!
Замок дважды щелкнул.
Коля бросился к окну. В раму были вделаны толстые железные прутья. Такие пилой за день не распилишь.
Через несколько минут дядя Никита, одетый в пальто с поднятым воротником, ушел со двора, не забыв спустить пса с цепи.
Коля остался один. Им овладело отчаяние. Он со всей силы стал дергать дверь, наваливался на нее всем телом, пытаясь выломать, бил ногами. Но дубовая дверь могла выдержать осаду и более сильного человека. Она только сотрясалась и глухо гудела под ударами. Нет, из комнаты выхода не было, Коля даже заглянул в печь, но труба была слишком узка. Он только измазал себе сажей нос и щеки.