Отважные(изд.1962)
Шрифт:
— Они сбежали, — ответил он на молчаливый вопрос Мейера.
— Сбежали! — в бешенстве крикнул Мейер. — Слушайте, господин Блинов, что у вас за порядки! Кто отвечает за полицию: я или вы?
И, схватив со стула фуражку и даже не взглянув на бутылку коньяка, он вышел, громко хлопнув дверью.
Как только его шаги замолкли, Блинов поднял трубку внутреннего телефона:
— Борзов, быстро ко мне! — крикнул он.
Глава девятая
ПОБЕГ
Старый подвал крепкого столетнего дома представлялся начальнику полиции самым
Когда полицай увел Юренева на допрос, старики переглянулись и облегченно вздохнули.
— Хоть бы тебе не вернуться, бродяга! — сказал рябой и сплюнул на пол.
Коля обиделся за Мишу:
— Зачем вы так? Что он вам сделал?..
— Ты еще глуп, Коля! Подрастешь, тогда будешь понимать.
Мая поддержала Колю:
— А чем же Миша плохой, дедушка? Он веселый, — сказала она.
— Вот-вот, чересчур даже веселый, — сказал другой старик, с растрепанной рыжей бородой; его звали Степан Лукич. — От такой веселости люди кровавыми слезами плачут.
Старики хмуро замолчали. По некоторым признакам они заметили, что Михаил нарочно подсажен к ним полицаями. Уж очень он был спокоен, — много спал, и не было у него обычного тревожного ожидания. Даже когда его позвали к выходу, он вскочил с нар с таким видом, словно давно ждал этого. Плохой актер! Сыграть даже не смог хорошо. Они сразу увидели, что это за человек. И за эти дни он ничего от них не узнал. А вся история с его побегом, которую рассказал Коля, не произвела на них никакого впечатления. Если он честный человек, то нужно же быть таким ослом, чтобы лезть в сарай помощника бургомистра! Довериться такому равносильно тому, чтобы пойти и донести на самого себя.
Сидя рядом с Маей, Коля растерянно думал о том, как сложно все в жизни. Раньше все вокруг казалось ему совсем простым. Он играл во дворе с ребятами, а когда подрос, стал ходить в школу. У памятника Ленину его приняли в пионеры. Он помнит этот весенний день. Увидев его с красным галстуком, отец весело поднял руку: «Коля, будь готов!» — «Всегда готов!» — ответил Коля. Папа работал, он учился, а мама тоже работала, но где бы Коля ни был — на детской площадке, в саду, на берегу озера, — он часто слышал ее голос, несшийся из громкоговорителя: голос был спокойный, чуть-чуть незнакомый. Коля гордился тем, что его мама выступает по радио и ее имя знает весь город. То, что у него есть отец и мать, казалось ему таким же незыблемым, как дом, в котором он жил, как школа, в которой он учился, как улица, где был ему знаком каждый мальчишка. Будущая жизнь представлялась ему ясной. Он вырастет и станет киномехаником, а еще лучше — машинистом паровоза. Далеко-далеко уходят рельсы, а по ним мчится поезд! И на паровозе, рядом с папой, — он, Коля! Мелькают столбы, будки обходчиков, медленно кружатся вдалеке поля, белый дым из трубы хлопьями путается в кустах, растущих на склонах насыпи… А паровоз мчится и мчится, набирая скорость!..
Да, еще недавно о Коле заботилась мать, она охраняла его от опасностей и горестей. Теперь же он был брошен в бушующий поток. Сумеет ли он из него выбраться?..
Задумавшись, Коля смотрел в маленькое оконце. Сквозь него виднелась низкая серая туча. Вот медленно прошел часовой. Теперь это уже не черные ботинки на толстой подошве, а яловые истрепанные сапоги.
В углу прикорнула Мая. Она как будто спит. У нее серое, усталое лицо, косички растрепаны, и от этого вся ее фигурка выглядит какой-то беззащитной и жалкой.
Рано утром полицай принес каждому по миске жидкого супа и по куску сырого хлеба. Этого было мало, но Коля все же поделился с Маей: девочка была очень слаба. И он не заметил, как после этого потеплели глаза обоих стариков, они стали менее настороженными и более разговорчивыми…
Прошло уже несколько часов, с тех пор как увели Михаила. Коля начал беспокоиться. Эти старики могут скрипеть сколько им угодно. Им просто везде мерещатся шпионы.
Мая проснулась и стала заплетать свои косички. У нее были тонкие руки, и вся она казалась высохшей, удивительно хрупкой.
— Мая, а ты пионерка? — вдруг спросил Коля.
Старики в углу усмехнулись. Мая удивленно взглянула на него.
— Конечно, пионерка! Я даже председателем отряда была. Осенью мне в комсомол вступать надо, — сказала она.
— Вы бы потише говорили, — произнес рябой, — а то полицай услышит. Он вам покажет комсомол!..
— Не услышит, — ответил Коля, — а услышит, что ему с нас взять?
— Найдет чего! — буркнул рябой и умолк.
Он подсел к окошку и стал осторожно поглядывать в узкий проулок, вдоль которого тянулась серая каменная стена. Потом он поманил к себе рыжебородого. Они примостились на нарах по обе стороны окошка и стали о чем-то тихо переговариваться. Когда окошко заслоняли яловые сапоги, старики отодвигались от него подальше, когда яловые сапоги удалялись, они вновь придвигались поближе.
— Как по-твоему, что с нами будет? — спросил Коля.
Девочка наморщила лоб.
— Не знаю. Меня, наверное, пошлют в Германию.
— Вот хорошо, если бы меня послали в лагерь! — вздохнул Коля. — Я был бы вместе с папой…
— Не пошлют, — с уверенностью сказала Мая, — ты же не пленный.
— А куда ж они меня денут?
— Подержат, подержат, а потом вернут к дяде.
Коля вспыхнул:
— А я от него все равно сбегу!..
— Куда убежишь?
— К Якушкину!.. А может, в Малиновку! — Он наклонился к ней и заговорщически прошептал: — Я такое слово знаю, меня сразу в партизаны возьмут.
— Какое? — с интересом спросила Мая.
— Такое! Сказать не могу! Тайна.
Рябой дед вдруг спросил:
— А кого ты в Малиновке знаешь?
— Многих знаю! — задиристо ответил Коля.
Опять эти деды лезут не в свое дело!
— Кого, например? — настаивал рябой.
— Ну, одну тетку, которая с краю живет.
— А как ее зовут?..
Коля подозрительно взглянул на рябого:
— А вы почему меня, дедушка, спрашиваете?