Отважный маленький тостер
Шрифт:
— Уууууууууууу! — завыл пылесос в последний раз.
По этому сигналу зажглась лампа. Ее мерцание сквозь дыру в пледе осветило лицо человека.
Последний, застыв от ужаса, смотрел на призрачную тень, преграждавшую ему путь. Он увидел то же, что видели до него маргаритка и белки… Он увидел свое собственное отражение в хромированном корпусе тостера. А поскольку пират был недобрым с детства, его лицо постепенно приобрело неизгладимые отталкивающие черты, свойственные только зловредным личностям. При виде этого странного существа под капюшоном пират поневоле предположил, что перед ним самый опасный из всех
Как только он исчез, приборы бросились внутрь хижины и освободили обрадованное радио. Затем, пока человек не вернулся, взобрались в ландо, которое старый Гувер потащил подальше оттуда так быстро, как только позволяли его маленькие колесики.
* * *
Удача была с ними, и им не пришлось тратить очень много времени на дорогу. Ньютон Авеню, на которой жил их хозяин, находилась всего в километре от городской свалки. Они добрались до жилого дома рано утром, когда еще ни один молочный фургон не появлялся на улицах.
— Видите, — радостно сказал тостер, — в конце концов, все устроилось.
Увы, слова были преждевременными. Их испытания еще не закончились, а кое-что вообще не могло никогда устроиться, как им предстояло вскоре узнать.
Гувер, способный на подобные штуки, повернул круглую ручку входной двери, которая открылась, затем вызвал лифт. Когда, в свою очередь, распахнулась дверь кабины лифта, он втащил внутрь ландо и нажал на кнопку четырнадцатого этажа.
— Тут изменилось, — обратила внимание лампа, когда Гувер вытянул ландо из кабины и свернул в коридор. — Раньше здесь были обои с зелеными завитушками и белыми пятнами, а сейчас какие-то перекрещенные линии.
— Больше всего изменились мы сами, — грустно заметил плед.
— Тише, — строгим голосом одернул их пылесос. — Вы забываете закон!
Он придавил кнопку звонка рядом с дверью квартиры хозяина.
Все приборы застыли в абсолютной неподвижности.
Дверь не открывалась.
— Вероятно, он спит, — предположило радио.
— Он может и отсутствовать, — сказал Гувер. — Надо убедиться.
Он снова позвонил, но теперь уже совсем по-другому, так что только приборы, находящиеся в квартире, могли услышать.
Мгновение спустя дверь открыла швейная машинка Зингер.
— Да? — спросила швейная машинка с любезностью и любопытством. — Чем могу служить?
— О, простите, видимо, я ошибся.
Гувер посмотрел на номер квартиры, затем на имя, выгравированное на медной табличке, как раз над звонком. И номер, и имя были теми. Но… швейная машинка?
— Кто там? — спросил знакомый голос из глубины квартиры. — Ба, да это старина Гувер! Здравствуйте. Входите, входите же!
Пылесос втолкнул ландо в квартиру. Они прокатились по толстому паласу прямо до их старого друга телевизора.
Плед боязливо выглянул из ландо.
— Но кто это с вами? Выбирайтесь… не робейте. О, Создатель, какая радость!
Плед сполз с ландо, не забыв прикрыть складками наиболее плачевные следы путешествия, так чтобы никто не заметил. За ним появилось радио, потом лампа,
Телевизор, знавший всех пятерых, так как несколько раз приезжал на лето в загородный дом, представил их многочисленным приборам квартиры, которые собрались в гостиной. Некоторые, например, миксер и сам телевизор, были из старых друзей. Другие, как стереокомбайн и каминные часы, знали четверых из них, тоже живших когда-то в этой квартире, всех, кроме тостера. Однако большинство здешних обитателей были им незнакомы. Имелись тут кувшины, переделанные в малопрактичные светильники, расставленные на низких столиках, а также две маленькие прикроватные лампы с гофрированными абажурами, пришедшие из спальни, и другие лампы, закрепленные обычно на стене в кухонном углу, стилизованные под канделябры. Целый выводок незнакомых приспособлений появился из кухни: горшок-лампа, консервная открывалка, вафельница, крупорушка, фигурный нож, яйцерезка и, слегка смущенный, новый тостер хозяина.
— Как поживаете? — спросил он у своего коллеги едва слышным голосом, когда телевизор приступил к представлениям.
Ни тот, ни другой не знали, что добавить. К счастью, оставались еще приборы, которые нужно было представить. Гувер тоже подвергся подобному испытанию, когда знакомился с квартирным пылесосом, оказавшимся (как и боялся Гувер) одной из этих новых моделей в весе пера, похожих на большие круглые булочки, снабженные колесиками. Они обменялись любезными замечаниями, но было совершенно очевидно, что новый пылесос считает Гувера устаревшим.
Еще более тяжелое потрясение ожидало электрический плед. Последними в комнате появились ингалятор и длинная перепутанная елочная гирлянда, спавшие оба в стенном шкафу. Плед смотрел на них с любопытством.
— Итак, — сказал он, прилагая неимоверные усилия, чтобы выглядеть дружелюбным и безмятежным, — думаю, остался еще кое-кто, с кем мы не познакомились.
— Нет, — ответил телевизор, — мы все здесь.
— А… электрический плед?
Телевизор отвел взгляд.
— Хозяин больше ими не пользуется. Есть только шерстяное одеяло.
— Но он всегда… всегда…
Плед не смог продолжить. Он утратил все свое мужество и осел на ковер бесформенной кучей.
Квартирные приборы, окружившие плед, испустили вздох удивления, когда осознали, насколько тяжелы его раны.
— Он не пользуется больше электрическими пледами? — повторил тостер с негодованием. — И по какой же причине?
Экран телевизора замерцал, и на нем появилась заставка программы: «В помощь садоводу».
— Хозяин тут ни при чем, уверяю вас, — сказала швейная машинка Зингер тихим чопорным голосом. — Могу даже предположить, что он будет только рад увидеть свой старый плед.
Последний поднял вопросительный взгляд.
— Это хозяйка, — добавила машинка. — Она находит, что под пледом чересчур жарко.
— Хозяйка? — переспросили хором гости.
— Вы не знали об этом?
— Нет, — ответил тостер. — Мы не имели никаких известий о хозяине с тех пор, как он покинул загородный дом вот уже три года назад.
— Два года, одиннадцать месяцев и двадцать два дня, — уточнило радио.
— Поэтому мы и решились прийти сюда. Мы боялись… не знаю чего, на самом деле. Мы просто подумали, что хозяин может нуждаться в нас.