Отважный спаситель (Буря в Колорадо)

Рич Мэри Лу

Декабрь… Рождество… Ник представил себе огромную душистую елку в доме, Розу, которая печет праздничные пироги. При этом воспоминании у Ника потекли слюнки. Проклятие, ему совсем не хотелось покидать дом перед самым Рождеством!

Хорошо, что он заблаговременно сделал покупки. Он упаковал подарки Саманте: шелковое зеленое платье, черные чулки и мягкие сафьяновые туфельки. Помимо одежды, он насовал в маленькие пакеты всякого рода безделушек, бантов, духов, заколок для волос — того, что обычно нравится женщинам.

Ником овладело уныние. Увы,

ему не придется увидеть, как Саманта разворачивает свертки и достает подарки. Он вздохнул, вспомнив, как она обрадовалась тогда его подаркам — обняла его, покрыла ему поцелуями все лицо, зеленые глаза ее радостно блестели, когда она доставала каждую новую покупку. Ник вздохнул, думая о том, какой счастливой и милой она казалась и как уютно чувствовала себя в его объятиях.

— Черт побери! Возьми себя в руки, иначе ты сейчас повернешь лошадей и поедешь назад, — пробормотал Ник и засмеялся, увидев, что Скаут навострил уши. — Все в порядке, приятель, у нас с тобой еще будет о чем поговорить до наступления весны.

С вершин налетел порыв ледяного ветра. Чувствуя, что его начинает бить озноб, Ник поднял воротник теплого пальто и застегнул костяные пуговицы. Взглянул на свинцово-серые облака над головой. Кажется, вот-вот повалит снег. Ник заставил лошадей прибавить шагу. Надо миновать верхний перевал до начала снегопада и пурги.

Копыта лошадей цокали о гранит, отдаваясь эхом по всему каньону, по-человечьи тоскливо завывал пронизывающий ветер. На верхнем перевале Ника буквально атаковали мелкие ледышки. Низкие тучи нависли над серыми скалами, отчего те стали казаться еще более мрачными и враждебными.

Когда Ник достиг высокогорного ранчо, с предвечернего неба летели пушистые хлопья снега. Из лошадиных ноздрей вырывались клубы пара и растворялись в прозрачном сухом воздухе. Они пересекли широкий луг, спугнув пасущуюся под деревьями лань.

Ник приставил ладонь к глазам, пытаясь рассмотреть маленькую хижину, спрятавшуюся среди деревьев. В ясный день, стоя на краю плоского холма, он мог бы разглядеть территорию Нью-Мексико, но сегодня он был счастлив хотя бы отыскать собственный дом. Он направил животных к переднему крыльцу и спешился. Сняв с лошадей вьючные мешки и прочую поклажу, внес их внутрь хижины.

Затем завел лошадей в небольшой сарай и определил их в стойла. Задав им корма из окованного железом ларя, закрыл дверь и шагнул во мглу сумерек.

Сапоги Ника похрустывали, наступая на промерзлую землю, нарушая тишину. Он поднял голову и взглянул на небо. Ветер прекратился. К утру снежный покров достигнет нескольких футов, и перевал будет непроходимым в течение зимы.

Теперь Ник изолирован от всего мира. Он бросил взгляд на сарай, где находились лошади. Даже если бы он захотел сейчас изменить свое решение, было уже поздно. Ник вздохнул, внезапно остро ощутив свое одиночество. Он вырвался из капкана, но лишь как волк, отгрызший себе лапу, — часть себя он оставил там.

Вьюга бушевала в течение трех дней,

наметая высокие сугробы вокруг хижины. Когда пурга затихла, Ник вышел на крыльцо. Словно крот, выползший из норы, он жмурился от бликов солнца на алмазной снежной поверхности. Покормив лошадей, Ник некоторое время слонялся неподалеку от хижины, носил дрова, воду и продукты. Переделав все дела и не зная, чем бы еще заняться, он принялся читать и перечитывать книги, которые успел сунуть перед отъездом в один из мешков.

К концу недели, основательно устав от общения с самим собой, Ник оседлал Скаута и отправился в шайеннскую деревню.

Он улыбнулся, радуясь возможности снова повидаться со своей индейской семьей. Хотя Ник и не любил в этом признаваться, однако ему не нравилось одиночество. Он разговаривал сам с собой и с лошадьми. Он даже пытался общаться с семейством мышей, живущих под шкафом, но все же тосковал по человеческому голосу.

Губы его раздвинулись в улыбке, когда он подумал, как воспримут Два Пера и Белый Орел — его дед известие о том, что он женился. Может, теперь они перестанут сватать его к пышненькой Стыдливой Черепахе. Белый Орел не меньше Джейка хотел, чтобы Ник наконец остепенился.

Ник подумал о Маленьком Лисе. Сейчас ему семь лет, и, должно быть, он вырос на целый фут с того времени, как Ник видел его в последний раз. Этот маленький разбойник был как две капли воды похож на Два Пера и на самого Ника, если не считать цвета глаз. Ник подумал, что если бы у него был сын, то он скорее всего был бы таким же.

Джейк всегда говаривал, что Ник и Два Пера — как две горошины из одного стручка. Правда, Ник был на два дюйма повыше, двумя годами моложе и глаза у него были не карие, а серые.

Улыбка у Ника сделалась еще шире, когда он вспомнил, как, будучи мальчишками и попав в какую-нибудь переделку, они пользовались этим сходством, понимая, что на расстоянии их трудно различить. Белый Орел, не зная, кто из них виноват, обычно наказывал одновременно обоих.

Ник погрустнел, вспомнив про эпидемию гриппа шесть лет назад, который унес мать Маленького Лиса; убитый горем Два Пера остался с младенцем-сыном, которого нужно было растить и воспитывать. Он дал клятву, что не допустит новой потери любимого человека из-за незнания медицины белых людей. Раздосадованный тем, что индейские средства не помогли его жене, Два Пера вознамерился сделаться доктором.

Друг Джейка доктор Генри Джонсон предложил свою помощь. Ник помнил, сколько долгих часов доктор и индеец провели за кухонным столом на ранчо. Убеленный сединами и умудренный годами Джонсон и умный черноволосый молодой человек — один учитель, второй ученик — засиживались порой до утра. Когда доктор передал ему все свои знания, он похлопотал о том, чтобы Два Пера мог продолжить обучение в колледже в Филадельфии. Спустя четыре года Джон Игл — именно под таким именем Два Пера был известен среди белых — успешно окончил колледж и вернулся домой, чтобы быть полезным своему народу.