Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома
Шрифт:
Он не пытался скрутить меня, свалить, раздавить.
Он просто целовал и целовал, словно безумный. Как с цепи сорвался, отбросив прочь все приличия. А его руки гладили и ласкали мою обнаженную грудь.
Вот это выпросила!
— Вы не посмеете этого сделать, — сквозь зубы выдохнула я. — Вы не опуститесь на один уровень с Ваганом! Ах!..
Кристиан лишь откинул меня себе на руку и впился жадным голодным поцелуем в мою грудь.
И этот поцелуй был ни с чем несравнимым блаженством.
Мне
Все было не так, совершенно не так, как с треклятым Юджином.
Я обрывками, ранящими осколками вспоминала ту страшную и единственную ночь, когда он владел мной.
Вспоминала и сравнивала, чтобы понять наверняка, что на уме у Кристиана.
А что может быть на уме у человека, чьи прикосновения такие трепетные и теплые?
Чьи поцелуи то страстные и горячие, а то нежные и невесомые?
Его руки гладили меня, словно снимая зябкий кокон недоверия и боли, в который я была завернута до сих пор. Его пальцы ласкали каждый сантиметр моей кожи, обводили округлости, заставляя меня трепетать и льнут к нему.
— Эрика, разве ты не понимаешь? Разве ты не чувствуешь?.. Ну же, раскройся. Прикоснись ко мне так, как я касаюсь тебя. И ты поймешь, что слов не нужно. Я могу сказать, что люблю тебя. Но слышать ушами и слышать сердцем — это две огромные разницы.
Я поняла, что он говорит про дар.
И я потянулась к Кристиану со всем жаром, что был отпущен моей душе небесами.
Я желала коснутся его души так же, как до этого желала удержать беснующуюся толпу.
Я хотела узнать правду.
И я получила желаемое.
Кристиан гладил и обнимал мое тело, целовал мои губы. А я растворялась в блаженстве, касаясь его души своей. И многократно слыша «я люблю тебя», касаясь его дара снова и снова.
Кристиан избавил нас от одежды как-то незаметно. Миг — и мы лежим, тесно обнявшись, обнаженные. Горячая кожа льнет к коже. Руки ласкают гладкую спину, и я забываюсь в поцелуях до головокружения.
Кровь стучит в висках так, что заглушает суровую воркотню Ивонны в моем воображении.
«Я люблю тебя!»
Три коротких слова, за которые и жизнь отдать не жаль.
Его горячее тело опустилось на мое. Его сильные руки перехватили мои, и он овладел мной мягко и невероятно осторожно. Так, что наслаждение, налившее мое тело, было подобно теплой волне.
Я ахнула, захлебнувшись удовольствием. И его губы сцеловали этот восторженный вздох.
— Не было никогда так? — тихо шепнул он.
В темноте его глаза светили, как апрельские звезды.
— Не было, — ответила я.
И снова приникла к нему всем телом. В горячем
Сгорая от страсти, обнимая его ногами, гладя его плечи ладонями, я думала только об одном: насытиться его лаской. Получить сполна его страсти, того удовольствия, что он только может мне дать.
Я сходила с ума. Да нет же, я сошла с ума!
Потому что эта связь, то, что сейчас происходило между нами, было так же порочно и порицаемо обществом, как и моя нечаянная связь с Юджином.
Но мы творили любовь.
Волшебство, что было сильнее нас.
То, что не позволяло нам разорвать объятья и прекратить поцелуи.
Мы жили и дышали одной жизнью.
Мы передавали ее из губ в губы, как глоток спасительного воздуха.
Мы были одним существом. Мы неспешно двигались в одном ритме, мягко и плавно. Мы приникали друг к другу. Кристиан вжимался в мои раскрытые перед ним бедра, и я захлебывалась дыханием от возбуждения и жгучего желания чего-то большего.
И когда пришло наслаждение, самый его сверкающий пик, я думала, что умру.
Что душа моя не выдержит, вырвется на свободу вместе с долгим, по-животному откровенным стоном.
Я кончала, дрожа всем телом.
Острыми ноготками вцепившись в его плечи, ощущая в себе мягкую, глубокую пульсацию.
И его губы на своем лице.
— Что мы натворили, — прошептала я, дрожа в его руках.
— Ничего страшного, — шепнул он мне на ушко. — Мы теперь принадлежим друг другу. Ты мне, а я тебе.
Это было странно и немного пугающе.
«Я принадлежу тебе», — такие торжественные слова…
— Но Кристиан, — прошептала я с горечью. — Мой сын…
— Он будет моим, — перебил меня Кристиан. — Я же говорил. Нам достаточно дать ему немного нашей магии. Не очень приятный ритуал, но ничего сложного и опасного. Этот ребенок часть тебя. Я чувствую, как ты к нему тянешься, как опекаешь. И, что важнее всего, ты не видишь в нем черт насильника. Ты сама его отделила от отца. Своей магией. Аккуратно и умело, словно всю жизнь этим и занималась.
Он усмехнулся.
— Место его отца свободно. Я могу занять в любой момент.
— Но… тебе это зачем? — дрогнувшим голосом спросила я.
— Затем, чтобы ты была в моей жизни всегда, — твердо ответил он. — Ты не понимаешь? Ты разве не чувствуешь? Наверное, это твоя неопытность… но когда встречается твой человек, его потерять страшнее, чем руку себе отсечь. Это больше, чем любовь. Это больше, чем жизнь. Это вечность. Это блаженство. Это бессмертие. Наше счастье может длиться бесконечно. Понимаешь?