Отвергнутая
Шрифт:
В Чикаго она ничего подобного не видела. Ее отец всегда очень осторожно выбирал время, когда ей выйти на улицу. В таких случаях ее ждал семейный экипаж. Она никак не была подготовлена к потоку пешеходов в середине дня на Бродвее.
Толпа на перекрестке помимо ее воли увлекла Филадельфию через улицу. Она ощущала, как растет в ней с каждой секундой тревога, и крутила головой в надежде увидеть Эдуардо, но его нигде не было видно.
Неожиданно и, как показалось Филадельфии, ниоткуда раздались новые крики, и пешеходы вокруг заторопились
Она обернулась, отчаянно пытаясь вернуться на тротуар, но люди бежали в обратном направлении. И вдруг она почувствовала, что каблук ее туфли попал в трещину между камнями мостовой. Филадельфия споткнулась и с криком ужаса упала под копыта приближающихся лошадей.
Сердце Эдуардо сжалось от ее крика. С того момента, как они расстались, он пытался догнать ее. Она была уже на расстоянии протянутой руки, когда вдруг рванулась вперед и пропала из виду.
Он, как сумасшедший, расталкивал прохожих и орал на них на смеси португальского и английского, и они расступались перед ним. Не думая о собственной безопасности, он бросился к лошадям, которые вот-вот должны были растоптать копытами Филадельфию, схватил их под уздцы и пригнул вниз голову лошади.
— Держи своих проклятых лошадей! — крикнул он кучеру.
В тот момент, когда лошади остановились, он уже оказался на коленях рядом с Филадельфией. Она лежала неподвижно, и от ее вида его сердце пронзила боль.
— Милая! — закричал он в отчаянии, наклонившись и нежно прикоснувшись к ее шее в поисках пульса. Пульс был ровным и насыщенным. — Филадельфия! — прошептал он, прижимая ее к груди.
Ее лицо было мертвенно-бледным, если не считать кровавой царапины на правой щеке, но, когда он нежно отвел прядь волос от ее щеки, он увидел, что ресницы ее затрепетали.
— Что здесь произошло?
Эдуардо поднял голову и увидел перед собой краснорожего полицейского.
— Спросите у него! — Он махнул рукой в сторону кучера дорогого экипажа. — Он чуть не убил ее!
Он посмотрел на Филадельфию и обнаружил, что она открыла глаза и смотрит на него.
— Что случилось? — спросила она слабым голосом, цепляясь за его руку в надежде, что это поможет миру вокруг перестать кружиться.
От ее прикосновения он почувствовал, как дрожь пробежала по его телу.
— Все в порядке, милая?
Она утвердительно кивнула.
— Я упала.
— Я отвезу вас домой.
Он обнял ее одной рукой за плечи, другую подсунул под колени и поднял.
— Подождите минутку! — крикнул полицейский. — Кучер говорит, что девушка сама оказалась под копытами его лошади и он ничего не мог сделать.
Эдуардо с презрением взглянул на кучера, потом обернулся к полицейскому.
— Этот человек лжец и трус. Его следует
— В этом нет необходимости, — раздался голос из экипажа. Дверца с гербом отворилась, ливрейный лакей соскочил с запяток, чтобы помочь выйти хозяйке. Дама с серебристыми волосами, облаченная в темно-бордовый туалет, ступила на тротуар. Она была маленького роста, менее пяти футов, но каждый дюйм ее фигуры отличался поистине королевской уверенностью и сознанием собственной значимости. Она чуть запрокинула голову, чтобы видеть лицо высокого полицейского, и произнесла:
— Я видела все, что произошло. Виноват мой кучер.
Поднеся к глазам серебряный лорнет, она глянула на кучера.
— Джек, ты уволен. Я всегда говорила, что ты не умеешь обращаться с моими лошадьми. Это заметил даже жалкий иностранец. Слезай с козел. Сейчас же! Я не намерена ждать весь день, пока ты закроешь свой рот. Убирайся вон!
Она обернулась к Эдуардо, оглядев его сквозь лорнет с головы до ног.
— Кого это ты несешь, словно куль муки?
Эдуардо посмотрел на улыбавшуюся ему Филадельфию и вдруг у него мелькнула интересная мысль.
— Это моя хозяйка, мемсаиб Феликс де Ронсар.
Он уже успел рассмотреть герб на дверце экипажа, драгоценности, украшающие уши и пальцы дамы. Совершенно очевидно, что она богатая дама с Пятой авеню. При других обстоятельствах он мог поддаться искушению использовать такой случай, но сейчас он думал только о том, как доставить Филадельфию в какое-нибудь безопасное место, где он мог бы удостовериться, что она не пострадала больше, чем это выглядит.
— Если вы извините нас, я должен отвезти ее домой и найти врача.
— Я не извиню вас, — ответила маленькая дама, и, когда Эдуардо попытался обойти ее, дорогу ему преградил полицейский.
— Ты лучше послушай, что тебе говорит леди, парень, — сказал он.
Лицо дамы было беспристрастно.
— Твоя хозяйка живет в городе?
Эдуардо, скрипнув зубами, вежливо ответил:
— Мемсаиб в настоящее время остановилась в отеле «Виндзор».
— А твоя хозяйка знает здесь хорошего врача?
Он оценивающе посмотрел на нее.
— Нет, мемсаиб.
— А я знаю. Посади девушку в мой экипаж. Я полагаю, ты умеешь управлять лошадьми?
Эдуардо едва не улыбнулся, оценив все значение ее слов. Эта дама, имеющая вес в обществе, предлагала им свое гостеприимство. Нет худа без добра.
— Вы правильно полагаете, мемсаиб.
— Что это значит, когда ты говоришь '«миим саб»?
— Мемсаиб означает госпожа. Так уважительно обращаются к даме на моей родине в Индии.
Дама издала звук, видимо, выражавший удовлетворение.
— Ладно, дикарь, я миссис Саттеруайт Ормстед. Ты можешь отвезти нас ко мне домой. Как только мы приедем, я пошлю за моим врачом. В конце концов, это мои лошади чуть не сделали форшмак из твоей мемсаиб.