Отверженные. Том I
Шрифт:
Незнакомец предположил, что рядом с этой комнатой находится комната супругов Тенардье. Он хотел уже уйти, как вдруг взгляд его упал на камин, один из тех огромных трактирных каминов, в которых всегда горит скудный огонь, если только он горит, и от которых веет холодом. В камине не было огня, в нем не было даже золы, но то, что стояло в нем, привлекло внимание путника Это были два детских башмачка изящной формы и разной величины. Незнакомец вспомнил прелестный старинный обычай детей в рождественский сочельник ставить в камин свой башмачок,
Незнакомец нагнулся.
Фея, то есть мать, уже побывала здесь, — в каждом башмаке блестела новенькая монета в десять су.
Путник выпрямился и уже собирался уйти, как вдруг заметил в глубине, в сторонке, в самом темном углу очага, какой-то предмет. Он взглянул и узнал сабо, грубое, ужасное деревенское сабо, разбитое, все в засохшей грязи и в золе. Это было сабо Козетты. Козетта с трогательной детской доверчивостью, которая постоянно терпит разочарования и все-таки не теряет надежды, поставила свое сабо в камин.
Как божественна, как трогательна была эта надежда в ребенке, который знал одно лишь гope!
В этом сабо ничего не лежало.
Проезжий пошарил в кармане, нагнулся и положил в сабо Козетты луидор.
Затем, неслышно ступая, вернулся в свою комнату.
Глава девятая.
Тенардье за работой
На другое утро, по крайней мере за два часа до рассвета, Тенардье. сидя в трактире за столом, на котором горела свеча, с пером в руке, составлял счет путнику в желтом рединготе.
Жена стояла, слегка наклонившись над ним, и следила за его пером. Оба не произносили ни слова. Он размышлял, она испытывала то благоговейное чувство, с каким человек взирает на возникающее и расцветающее перед ним дивное творение человеческого разума. В доме слышался шорох: то Жаворонок подметала лестницу.
Спустя добрых четверть часа, сделав несколько поправок, Тенардье создал следующий шедевр:
Счет господину из э 1
Ужин — 3 фр.
Комната — 10 фр.
Свеча — 5 фр.
Топка — 4 фр.
Услуги — 1 фр
Итого — 23 фр.
Вместо «услуги» было написано «усслуги».
— Двадцать три франка! — воскликнула жена с восторгом, к которому все же примешивалось легкое сомнение.
Тенардье, как все великие артисты, был, однако, не удовлетворен.
— Пфа! — пыхнул он.
То было восклицание Кастльри, составлявшего на Венском конгрессе счет, по которому должна была уплатить Франция.
— Ты прав, господин Тенардье, он и правда нам столько должен, — пробормотала жена, вспомнив о кукле, подаренной Козетте в присутствии ее дочерей — Это справедливо, но многовато. Он не станет платить.
Тенардье засмеялся сухим своим смехом.
— Заплатит! — проговорил он.
Этот его смех был высшим доказательством уверенности
— Ведь долгу-то у меня полторы тысячи франков!
Он уселся возле камина и, положив ноги на теплую золу, предался размышлениям.
— Кстати, — снова заговорила жена, — ты не забыл, что сегодня я собираюсь вышвырнуть Козетту за дверь? Вот гадина! У меня сердце разорвется из-за этой ее куклы! Мне легче было бы выйти замуж за Людовика Восемнадцатого, чем лишний день терпеть ее в доме!
Тенардье закурил трубку, выговорил между двумя затяжками:
— Счет этому человеку подашь ты.
И вышел.
Когда он скрылся за дверью, в комнату вошел путник.
Тенардье мгновенно показался за его спиной и стал в полураскрытых дверях таким образом, что виден был только жене.
Человек в желтом рединготе держал в руке палку и узелок.
— Так рано и уже на ногах? — воскликнула кабатчица. — Разве вы покидаете нас, сударь?
Она в замешательстве вертела в руках счет, складывая его и проводя ногтями по сгибу. Ее грубое лицо выражало несвойственные ей смущение и беспокойство.
Представить такой счет человеку, «ни дать ни взять — нищему», она считала неудобным.
У незнакомца был озабоченный и рассеянный вид.
— Да, сударыня, я ухожу, — ответил он.
— Значит, у вас, сударь, не было никаких дел в Монфермейле?
— Нет. Я здесь мимоходом. Вот и все. Сколько я вам должен, сударыня?
Тенардье молча подала ему сложенный счет. Человек расправил его, взглянул, но, видимо, думал о чем-то ином.
— Сударыня! Хорошо ли идут у вас дела в Монфермейле? — спросил он.
— Так себе, сударь, — ответила кабатчица, изумленная тем, что счет не вызвал возмущения. — Ах, сударь! — продолжала она жалобным и плаксивым тоном, — тяжелое время теперь! Да и людей-то зажиточных здесь очень мало. Все, знаете, больше мелкий люд. К нам только изредка заглядывают такие щедрые и богатые господа, как вы, сударь. Мы платим пропасть налогов. А тут, видите ли, еще и эта девчонка влетает нам в копеечку!
— Какая девчонка?
— Ну, девчонка-то, помните? Козетта. «Жаворонок», как ее тут в деревне прозвали.
— А-а! — протянул незнакомец.
— И дурацкие же у этих мужиков клички! — продолжала трактирщица. — Она больше похожа на летучую мышь, чем на жаворонка. Видите ли, сударь, мы сами милостыни не просим, но и подавать другим не можем. Мы ничего не зарабатываем, а платить должны много. Патент, подати, обложение дверей и окон, добавочные налоги! Сами знаете, сударь, как обдирает нас правительство. Кроме того, у меня есть родные дочери. Очень мне надо кормить чужого ребенка!
Незнакомец, стараясь говорить равнодушно, хотя голос его слегка дрожал, задал ей вопрос: