Отверженный IX: Большой проигрыш

Опсокополос Алексис

Вильгельм демонстративно развернулся ко мне спиной, давая понять, что экзамен окончен. Я попробовал опустить меч — не вышло, он действительно прикипел к моим рукам. С дикой болью мне пришлось отрывать ладони от рукояти. Но я это всё же сделал и положил меч на землю. Он почти сразу же перестал светиться, а моё тело тут же пронзила просто невероятная боль. Когда мне казалось, что я варюсь в раскалённом масле, я был уверен, что больнее быть уже не может. Но я ошибался.

Впрочем, боль довольно быстро пошла на спад, я почувствовал на затылке и на груди приятный холодок —

это бабушка, схватила меня и начала укладывать на выжженную землю. Потихоньку холодок окутал всё тело, почти полностью прогнав боль. И прекратился гул в ушах.

— Я уж думала, ты этот меч вообще не выпустишь из рук, — донёсся до меня голос бабушки.

— Я пытался, — ответил я. — Но он прикипел.

— Это я видела. Уже хотела тебе руки обрубить.

— Зачем? — удивился я.

— Затем, что надо было тебя откачивать, а меч не давал к тебе подойти. Помолчи минуту и закрой глаза.

Я послушался бабушку и сделал то, что она велела. Она же принялась меня приводить в чувство. Минут через десять, когда мне стало уже совсем хорошо, я не выдержал и приоткрыл один глаз.

— Что смотришь? — улыбнувшись сказала бабушка. — Полегчало?

— Да.

И я не обманывал, мне действительно полегчало — бабушка меня почти полностью восстановила. Кроме зубов, разумеется — это было дело небыстрое. Но боль в оголённых нервах сняла.

— Тогда вставай.

Я поднялся с земли и огляделся. Метрах в десяти от нас с бабушкой на пне сидел Вильгельм. Заметив, что я пришёл в себя, императора подошёл к нам. Он похлопал меня по плечу и сказал:

— Неплохо. Признаюсь, я думал, будет хуже, а оказалось очень даже неплохо.

— И как Вы оцениваете мои шансы победить Хосе? — спросил я,

— Раньше я не поставил бы на тебя и пфеннига против ста марок, — ответил Вильгельм. — Но сейчас могу с уверенностью оценить твои шансы на победу в десять процентов.

Судя по крайне серьёзному выражению лица императора, он не шутил.

— Значит, есть шанс ещё за неделю поднять эти шансы в два раза, — сказала бабушка. — До двадцати.

Мне, конечно, было приятно, что она так верит в меня, но вероятность победы даже в двадцать процентов не очень-то ободряла. Но с другой стороны, а куда было деваться? Назвался хозяином шапки Мономаха и Кусанаги-но цуруги, полезай в драку с сумасшедшим мексиканским маньяком.

— Если до двух часов не передумаешь драться с Хосе, то в два тренировка и далее по старой схеме, — сказала бабушка.

— Не передумаю, — ответил я.

— Погоди сразу отвечать. Ты во время поединка несколько раз по голове получил, не факт, что ты сейчас адекватно оцениваешь ситуацию.

Всё же у бабушки было очень специфическое чувство юмора. Но оно мне нравилось.

— Ну если мы закончили, то я вас покину, — неожиданно заявил Вильгельм.

— Что значит, покину? — возмутилась бабушка. — А пообедать с нами? Разве ты откажешься от моего приглашения?

— Я надеялся уйти до того, как ты пригласишь. Нельзя, чтобы меня здесь кто-нибудь увидел.

— На кухне и в обеденном зале нет ни души, а отправимся мы туда порталом — я заранее

поставила там маяк.

— Не то чтобы я сильно хочу есть, но если ты настаиваешь, — Вильгельм уже понял, что отказаться у него не получится, но всё ещё делал вид, что отказаться хочет.

— Ты откажешься от самого вкусного в мире стейка? — спросила бабушка.

Вильгельм рассмеялся и спросил в ответ:

— Твой повар научился делать стейки?

— А зачем нам повар? — бабушка хитро прищурилась. — У меня есть хорошее мясо, гриль и даже бутылка дешёвого вина.

— Звучит заманчиво, — произнёс Вильгельм и улыбнулся.

— Всё, как ты хотел, мой друг!

Глава 7

Кесарь Романов впервые за несколько месяцев позволил себе не появиться на работе с самого утра. Он остался дома и сидел в своём кабинете, удобно расположившись в любимом кресле, и вертел в руках небольшой шестиугольный амулет из неизвестного тяжёлого металла. Амулет был покрыт какими-то надписями, отдалённо напоминавшими арабскую вязь.

Неизвестный артефакт спал, и никак не реагировал на какое-либо воздействие. Впрочем, Романов особо и не пытался ничего делать с этой штуковиной. Судя по записке, она должна была активироваться ровно в полдень. И хоть даты на записке не было, Александр Петрович знал, какая именно дата подразумевалась. Этот день.

И ещё Романов сразу же догадался, что незнакомый артефакт был портальным маяком. Он никогда прежде не видел таких маяков, но сложить два плюс два было несложно. Александр Петрович посмотрел на часы — они показывали одиннадцать пятьдесят пять. Кесарь встал с кресла, вышел на середину комнаты и положил артефакт на пол. Отошёл метра на три и принялся ждать.

Ровно в полдень амулет едва заметно засветился, словно где-то внутри него зажглись светодиоды. На всякий случай кесарь наложил на себя защитные заклятия. Он был уверен, что они ему не пригодятся, но пренебрегать элементарной страховкой было глупо.

В пять минут первого портальный маяк начал светиться совсем сильно, после чего в кабинете Романова началось формирование портальных врат. Романов улыбнулся и приготовился встретить гостя.

Долго ждать не пришлось — врата сформировались довольно быстро. Середину кабинета заволокло густым непроглядным туманом ядовито-зелёного цвета, и почти сразу же из него вышла… Дана. Вдова кагана Абылая сделала пару шагов, огляделась и, заметив Романова, бросилась к нему, обняла и крепко прижалась к Александру Петровичу.

Они простояли в тишине примерно минуту. Кесарю в какой-то момент показалось, что Дана плачет, но это было не так.

— Саша, как же мне тяжело, — наконец-то негромко произнесла Дана. — Если бы ты только знал, как же мне тяжело сдерживаться изо дня в день. Если бы ты знал, как я хочу убить это ничтожество.

— Я знаю, — ответил Романов. — Знаю.

— И как же я рада тебя видеть, — сказала Дана, выпустив Александра Петровича из объятий.

— И это я тоже знаю, — улыбнувшись, произнёс кесарь. — Присаживайся, в ногах правды нет.