Отверженный VI: Эльфийский Петербург

Опсокополос Алексис

— Я всё равно не приму его извинений! — пробурчал недовольный адвокат.

— Что ж, ему придётся научиться с этим жить, — сказала бабушка, еле заметно улыбнувшись одними лишь уголками губ. — А мы с Вами давайте всё же перейдём к вопросу, ради которого Вас сюда пригласили.

— Не пригласили, а выкрали!

— Хорошо, если Вам так нравится это слово, то давайте перейдём к вопросу, ради которого Вас выкрали. И присядьте, Клим Георгиевич, разговор у нас будет долгий.

Дроздов насупился ещё сильнее, но всё же сел в кресло.

После этого я тоже присел на стул.

— А чтобы наш долгий разговор не превратился в очень долгий, я сразу начну с главного, Клим Георгиевич, — сказала бабушка. — Мне надо знать всё, что Вам известно о гибели Константина Романовича Седова-Белозерского. Предупреждаю сразу, говорите только правду, я способна уловить даже малейшую ложь.

— Всё, что мне известно о гибели Константина Романовича, я уже не раз озвучивал, — сказал Дроздов. — Его убили в тюрьме.

— Вы в этом уверены?

— А как можно в этом сомневаться? Константина Романовича нет в живых.

— Я имею в виду, Вы уверены, что именно убили? — пояснила бабушка. — Люди Романова и сам кесарь утверждают, что Константин Романович покончил с собой.

— Не верю я в это. Константин Романович мечтал продолжить борьбу с Романовым и Новгородом, он ни за что не пошёл бы на самоубийство. Мы подготовили прошение о помиловании, я готовил новую апелляцию. Константин Романович был полон сил и желания бороться за свою жизнь и свободу и за Петербург.

— Прошение о помиловании? — переспросила бабушка.

— Да, — ответил адвокат.

— На имя Романова?

— Да.

— Константин Романович решил просить кесаря?

— Это была вынужденная мера. Константину Романовичу было крайне неприятно, но ради будущего Петербурга, ради борьбы он на это пошёл.

— Удивительно! — воскликнула бабушка, она встала из-за стола, прошлась по кабинету, подошла к Дроздову, внимательно его оглядела и добавила: — Просто невероятно!

Мне очень хотелось узнать, что же так удивило бабушку — такой я её ещё не видел. Но, разумеется, вопросы я задавать не стал, а вот Дроздов не удержался и спросил:

— Что Вас так удивило, Екатерина Александровна?

— Ваша преданность Константину Романовичу.

— Я эльф, Ваше Сиятельство! — гордо произнёс адвокат. — Я не одарённый, не аристократ, но я эльф! Я горжусь этим. Защищать в судах магистра «Русского эльфийского ордена» — великая честь для меня!

— Это достойно уважения, Клим Георгиевич, — сказала бабушка. — Наверное, мы на сегодня наш разговор закончим. Уже поздно, все устали. Продолжим завтра.

— Продолжим? — удивился Дроздов. — Разве мы не закончили?

— Мы ещё толком не начали. Но кое-какие выводы я для себя уже сделала.

— Простите, а как долго Вы собираетесь меня держать здесь?

— Пока не знаю. Могу сказать лишь одно: в итоге мы вернём Вас в Барселону. Здесь можете не переживать. У меня к Вам претензий нет и быть не может, Вы выполняли свою работу

и служили Константину Романовичу, а значит, нашей семье. Я даю Вам слово, что не причиню вам вреда и в итоге отпущу. Но сначала мы с Вами должны прояснить кое-какие моменты.

— Какие?

— Завтра, Клим Георгиевич, завтра! А пока идите отдыхать и постарайтесь чувствовать себя в гостях, а не в заточении. Ещё завтра Вас осмотрит лекарь, вернёт вам палец, сегодня уж не до того.

Бабушка вызвала охрану, и два рослых, широкоплечих эльфа увели Дроздова.

— Знаешь, что меня удивило больше всего? — спросила бабушка, когда мы остались вдвоём.

— Не знаю, но уже понял, что явно не преданность Дроздова деду, — сказал я.

— Это тоже удивило, но знаешь, что больше всего? — снова спросила бабушка и тут же, не дождавшись ответа, объяснила: — То, что он не врёт! Вот даже самую малость!

— Не врёт? — переспросил я, хотя и сам во время разговора с адвокатом пытался уловить, исходящую от него ложь, но не смог этого сделать.

— Да, — ответила бабушка. — Это поразительно. Он верит в то, что говорит, я это почувствовала. И признаюсь, меня это удивляет.

— Но почему Вас это удивляет? Вы верите, что Романов не убивал деда?

— Нет. Но я не верю, что Костик хотел просить у Романова помилования. Я слишком хорошо знала Костика, он никогда бы на это не пошёл. Он не просто не любил кесаря, он его презирал. Для него самоубийство было бы намного более предпочтительным вариантом, нежели обращение с просьбой к Романову.

— Но Вы сказали, что адвокат не лжёт, а он утверждает, что дед хотел обратиться к Романову за помилованием, значит… — я начал фразу, но так и не нашёл чем её закончить.

— Договаривай, мальчик мой, — улыбнувшись произнесла бабушка.

— Значит, я ничего не понимаю, — признался я.

— Я тоже, — сказала бабушка. — Признаться, я была уверена, что на всех этих интервью Дроздов лгал.

— Но если он не лгал, то это же хорошо.

— И что здесь хорошего?

— Больше всего я боялся, что Дроздов лжёт, а отец знает об этом и использует эту ложь, чтобы развязать войну, преследуя какие-то свои цели. И тогда у нас не было бы шансов эту войну остановить. Но получается, отец действительно думает, что дед хотел помилования, а его просто убили.

— При таком раскладе да, выходит, Коленька искренне мстит за отца. Но кто тогда убил Костика?

— Думаете, Романов? — спросил я.

— Не знаю, — ответила бабушка. — Но если это Романов, то шансов остановить войну у нас опять нет.

— Ну не верю я, что это Александр Петрович! — в сердцах сказал я. — Он не дурак, для него дед в тюрьме в качестве заложника был намного удобнее.

— Значит, кто-то решил подставить Романова. Кто-то, кому была нужна эта война.

— А Дроздову не могли стереть память и вложить в голову ложные воспоминания, как мне в Польше?