Отверженный VI: Эльфийский Петербург
Шрифт:
— Совсем ничего? — переспросил я на автомате, всё же мне не верилось, что для княгини Белозерской есть что-то невозможное.
— Сама не могу в это поверить, но вообще ничего, — ответила бабушка. — Либо он говорит правду, либо там настолько сильный менталист работал, что он не заблокировал, а просто стёр начисто все ненужные ему воспоминания Дроздова. Как я ни билась, ничего нового не услышала, кроме того, что он нам в первый день рассказал.
— А Вы не спрашивали Дроздова, кто ему дал кольцо-артефакт?
—
— А помните, когда мы разговаривали в Вашем кабинете, Вы упомянули про какой-то момент, но мне о нём не рассказали, чтобы, как Вы тогда выразились, лишний раз меня не пугать?
— Помню, — ответила бабушка. — Я тогда подумала, если Дроздову кто-то затёр воспоминания, то это мог быть только твой отец, потому что больше по большому счёту просто некому. Но сейчас я так не думаю.
— Почему?
— Потому что Коленька не обладает настолько высоким уровнем владения ментальной магией, чтобы его заклятия стали для меня непреодолимым препятствием. Он, вообще, довольно слаб, как менталист, для своего уровня.
— Но ведь он мог попросить другого мага, — предположил я.
— Теоретически мог, — согласилась бабушка. — Но это было бы рискованно и глупо. Зачем кого-то посвящать в такую тайну?
— Ну а что ещё ему было делать? Не отпускать же Дроздова со всеми эти воспоминаниями.
— Что делать? Убить Дроздова. Нет эльфа — нет проблемы. Но Коленька адвоката не убил, и память ему он явно не стирал. Честно сказать, я вообще сейчас сомневаюсь, что Дроздову правили воспоминания. Я три дня с ним возилась, и одна и с Тойво, использовала кучу заклятий и зелий — ничего не помогло. Причём речь уже не шла о том, чтобы вернуть ему затёртые воспоминания, я даже не смогла найти следы какого бы то ни было вмешательства в память адвоката. Там всё идеально чисто: никаких провалов, никаких белых пятен.
— Так что же теперь получается? Дроздов говорит правду?
— Получается, что так. Либо, как я уже сказала, там поработали очень сильные менталисты и настолько серьёзно подошли к делу, что изменения произошли необратимые. Дроздов — неодарённый, при работе с неодарёнными такое иногда бывает, у них ведь нет никакой внутренней защиты, с такими сильный и опытный менталист может делать что угодно.
— И что теперь делать нам? — растерянно спросил я на автомате.
— У меня нет ответа на этот вопрос, мальчик мой, — сказала бабушка. — К сожалению, нет. Можно, конечно, и дальше возиться с Дроздовым, но вряд ли от этого будет толк.
— Получается, мы его зря привезли? Вы теперь его отпустите?
— Не думаю, что я его отпущу. Конечно, когда-нибудь это случится, но не сейчас. Пусть погостит у нас месяц-другой, мало ли как ещё ситуация повернётся. Лучше, если он будет здесь, под боком, чем
— Представляю, как он будет возмущаться.
— Будет возмущаться — переедет из гостевых апартаментов в подвал, будет ждать освобождения в заморозке. Не та у него ситуация, чтобы выражать недовольство.
— Ну а нам-то что теперь делать? — задал я ещё раз самый важный в этой ситуации вопрос. — Я так надеялся, что мы сможем остановить войну.
— Не скажу, что я сильно на это рассчитывала, но допускала такой вариант, — сказала бабушка.
— А отцу Вы будете рассказывать, что Дроздов у нас?
— Зачем? Чтобы посмотреть на его реакцию? Как я уже тебе сказала, если адвокату стёрли память, то это сделал твой отец. Я не хочу ставить Коленьку в известность, пока не проверю всё до конца. Мне надо кое с кем ещё посоветоваться. Шансов немного, что это поможет, но я должна сделать всё, что только возможно.
Некоторое время мы сидели молча, бабушка думала о чём-то своём, а я прокручивал в голове возможные варианты развития событий в стране, и один был хуже другого.
— Мне надо в Новгород, — сказал я, поразмыслив о том, что я могу сделать в сложившейся ситуации.
— Зачем? — спросила бабушка.
— Встретиться с Александром Петровичем. Я должен с ним поговорить.
— Ну если ты ему так доверяешь, то почему бы и нет.
— Не доверяю. Но при этом я не верю, что он убил деда. В любом случае Александр Петрович знает, что Дроздов у нас, поэтому никакой тайны я не раскрою. Я должен с ним поговорить.
— Что ж, это твой выбор. Я не буду тебя переубеждать, ты уже взрослый мальчик.
Мне не очень понравились слова бабушки: прозвучало это так, будто она что-то недоговорила. Но я понимал: уточнять бесполезно — ещё больше нагонит загадочности.
— Разговаривая с кесарем, исходи из того, что с вероятностью в тридцать процентов Костика убил он, — сказала бабушка, немного помолчав. — Тридцать процентов на то, что твой дед покончил с собой и тридцать — что его убили, но не Романов.
— А ещё десять процентов на что? — спросил я.
— Тебе не стыдно указывать пожилой женщине на то, что она плохо считает? — ответила бабушка, нахмурившись. — Доживи до моих лет, посмотрю, как ты будешь проценты складывать.
— Я знаю, что Вы очень хорошо считаете, поэтому и спросил, на что Вы оставили ещё десять процентов, — не поддался я на провокацию.
— Я не готова сейчас говорить об этом вслух.
Похоже, княгиня Белозерская надо мной издевалась, либо действительно было что-то ещё, о чём она не хотела говорить. Так или иначе, выспрашивать у неё что-либо было бесполезно, поэтому я просто постарался убедить себя в том, что она пошутила — забивать себе голову ещё одной загадкой не хотелось.