Отверженный. Тёмная сторона частицы
Шрифт:
Слушать его заумные речи времени больше нет. Нужно переходить к действиям и выбираться из этой клоаки. А мы всё торгуемся!
– Не спешите, Андрас. Мне приятно осознавать вашу готовность действовать. Вы заручились поддержкой рабочего сословия, - сказал Локман, указывая на толпу заключённых, рядом с которыми стоял Рессий.
– Я уже представляю, как вы выступаете с речью...
– Ближе к делу, Локман, - настоял я.
– К делу так к делу.
Мы остановились в центре двора, и он поманил к себе одного из своих приближённых. Увязая в серой жиже, к нам подошёл мощного телосложения
– Почему именно монархию защищает революционное подполье, как вы думаете? – спросил он. – Курнайцы никогда не были свободны. Они всегда были подвержены кнуту и жёсткой руке. В Его Величестве они видели что-то вроде отца, наставника, учителя, да как угодно можно называть. Одно остаётся неизменным – не надо думать, что и как делать. За тебя это уже сделали. И это просто.
– А как же величие?
– Величие империи не в фигуре правителя. Хотя, хороший пастух не обдирает шерсть со своего скота. В отличии от нынешней власти, Император народ аккуратно стриг. Кроме Арефа Второго, конечно, - сказал Локман и мощно затянулся.
– Интересная мысль, - заметил я. – Так в чём же величие?
– Победы, мистер Андрас Абсалон. Приведите их к победе над ненавистным режимом, и вы обретёте величие. Однако, мы с вами не обсудили мою роль, ведь так? – спросил Локман, на что я молча кивнул.
– Я вас слушаю.
– Имитеры и всё, что с ними связано – технологии, производственная база. Мне нужны гарантии их сохранения на Эбису.
Рессия рядом не было и можно говорить открыто. Тем более, что глава крупной криминальной структуры обозначил свой приоритет при смене власти. Решение нужно принимать быстро.
– И зачем это вам? – спросил я, пытаясь выиграть время на раздумье. Пока он будет отвечать, можно прикинуть варианты развития событий в случае согласия или отказа.
Локман начал говорить о возрастающих требованиях к рабочей силе. Дешёвые рабочие, которых можно создавать тысячами и заполнять ими весь рынок труда – настоящая проблема для будущего государства. Как потом объяснять народу, почему везде работают люди, а не курнайцы.
Промышленникам и предпринимателям удобно – закупил бездушных имитеров и три-четыре года они работают. Они не будут жаловаться, бастовать и ныть как им тяжело. А как же курнайцы? На что им жить и как это заработать?
– И чем наш режим будет отличаться от предыдущего? Конец производству имитеров – важная часть программы революционеров, - сказал я, кивая в сторону Рессия.
– Вам выбирать, мистер Абсалон. Не забывайте, в городе есть не только простые рабочие, но и большая часть курнайцев, которых всё устраивает. С ними придётся договариваться. И успешность этих переговоров напрямую зависит от меня.
Конечно, с ним сейчас нужно считаться. Преступные группировки должны выполнить свою работу во время активной фазы мятежа. Так, что с Локманом пришлось договориться.
«При любой возможности необходимо его устранить», - решил я для себя.
По возвращению в камеру, мне захотелось
Не успел я как следует вытянуть ноги на кровати, как решётка отъехала в сторону. В камеру вошёл Садак и приказал проследовать за ним.
«Без наручников и мешка? Странно», - подумал я, идя по бетонному полу центрального прохода. Пожалуй, этот жест капитана был проявлением уважения ко мне. Сейчас нам предстоит ещё один серьёзный разговор.
Непривычно идти по этим коридорам, проходя один пост охраны за другим и видеть всю окружающую обстановку. Запомнить весь путь было не сложно. Для себя я отметил, что, даже зная Хапишан, очень сложно найти выход из него.
Коридоры петляли и уходили вниз. Затем опять нам приходилось подниматься вверх, ступая по осыпающимся бетонным ступеням. Слева и справа ни одного ответвления. Только решётки и гермодвери. Различные помещения вроде душевых, прачечной или кабинетов докторов встречались редко.
Лабиринт, погруженный во мрак, но под постоянным присмотром системы наблюдения. Кое-где есть освещение, больше предназначенное для навигации по коридорам. Эхом отдаются наши с капитаном шаги, перекликаясь с шумом вентиляционных установок.
Климатических модулей я не увидел, зато есть системы подачи и фильтрации. Мы явно находимся не на поверхности. Возможно, где-то под землёй или в глубине гор. Хотя, дневной свет в тюремном дворе наводит на мысль о каком-то каньоне или ущелье.
Датчики везде - в плинтусах, под потолком, на входе в помещения. В случае тревоги, все коридоры становятся изолированы друг от друга, как отсеки на корабле. Полностью перекрывается вентиляция и подача кислорода. Туши свет, в общем! Ну, его и так здесь немного.
Очередной пост охраны был не похож на остальные. Гермодверь выпуклой формы открыла нам путь в небольшой тамбур. Синие и зелённые лучи рентген-сканеров просветили нас, при этом из каждого угла привелись в боевое положение пулемётные установки.
Процедура оказалась успешной, и раздвижная дверь открылась. Солнечный свет в момент ослепил меня, заставив щуриться и закрывать руками глаза. Садак подхватил меня за руку и вывел из тамбура.
За спиной закрылись двери, а зрение восстановилось. Мы стояли с капитаном на большой смотровой площадке, отделённой от внешнего мира широкими панорамными окнами.
– Удивительное зрелище, капитан, - сказал я.
Передо мной открылся потрясающий вид на высоченные горные пики, покрытые снегом. Подойдя к стеклу, я бросил взгляд вниз. У моих ног был тот самый колодец тюремного двора, накрытый прозрачным куполом. Прямо сейчас он стал медленно открываться, давая возможность произвести посадку большому флайтеру с эмблемой министерства внутренних дел.
– Сам порой удивляюсь, как в столь прекрасном месте разместили такую помойку, - ответил Садак и дал какое-то разрешение по коммуникатору. – Времени у вас осталось мало, мистер Абсалон. Этот флайтер за вами.