Отверзи ми двери
Шрифт:
– Значит, как у нас создается литература, - начал свою речь Феликс Борин.
– Поиздержался писатель, машину, квартиру купил, а тут дачный кооператив открывается - вот он стимул развития литературы! Значит, выправляет он себе командировку и отправляется на великую стройку. У нас все стройки великие, но выбирает погромче, скажем, гигантский автомобильный завод. Неважно, что там все липа, что до него давно уже вся эта липа в лучшем виде была бесконечно прославлена, то есть, ему можно бы и не ехать туда - все наперед известно: конфликты, сюжет - это он и дома сочинит. Но все-таки живые подробности река, живописности, чья-то могила, парочка аморальных дел в местном суде или в газетке... Два месяца он пьянствует в тамошней
– Ушла она от него, - подал голос Иван из своего кресла.
– Кто ушла?
– опешил Феликс.
– Жена его, счастье с которой теперь уж и не знаю как - забудет, нет. Ты ж про Колю Ведерникова излагаешь?.. Ушла, как же, с мимом этим, из гастрольбюро. Он ей все на пальцах разобъяснил, и денег никаких не надо.
– Врешь ты, Ваня, - сказала Люба, - ничего она не ушла, это у нее в Ялте роман с ним был, а уж растрепали на всю Москву.
– Да знаю я, - не сдавался Иван, - мне этот мим сам все рассказывал.
– Тебе мим, а мне сама Ленка, я с ней пятнадцать лет дружу.
У Льва Ильича прямо зубы заныли: "Господи, подумал он, а ведь они уже старые люди - всем за сорок перевалило..."
– Ну и что: ушла - не ушла. А к чему ты об этом вспомнил?
– спросил Лев Ильич и не удержался, обернулся на Колю Лепендина: тот и положения не изменил с того времени, как вошел Лев Ильич, все так же картинно сидел.
– А к тому, что нечего на женщину напраслину возводить, - с пафосом сказал Иван.
– Плевала она на его деньги, ей мужчину подавай! А какой он мужчина, когда все это самое на создание шедевров уходит - чтоб и невинность соблюсти, и капитал чтоб произвесть. Тоже, я вам скажу, не позавидуешь.
– Тогда он настоящий писатель, ежели сублимируется в своей литературе, весело вмешался Вадик Козицкий.
– Это тогда не вранье, как Феликс тут пытается изобразить, а вполне экзистенциальное существование на бумаге, в форме производственного романа.
– Так что ей спать с его экзистенцией?
– спросил Иван.
– А с чем они спят, по-твоему?
– ухмыхнулся Вадик Козицкий.
– А я, простота, всю жизнь про это иначе думал, да и мим мне кое-что показал и про эту Ленку Ведерникову объяснил...
– Да не про Ведерникова я!
– закричал Феликс Борин.
– Пошляки-сплетники! Это я выстраивал обойденный образ!
– Давай, обобщай, только мысль тащи, не размазывай, а то опять в гастрономию ударишься, - снова поддел его Вадик.
– Так вот, я продолжаю, - блеснул очками Феликс.
– Кому нужна эта вымученная ложь - не на стройке же, хоть там и будут устраивать читательские конференции и сочинять автору банкеты? Книга умрет еще до того, как попадет в корректуру, в макулатуру обречена. А тем не менее, о ней статьи, монографии, дискуссии - вроде бы и не ложь, а как о чем-то реальном. Дальше-больше, пойдут разные круги. А там, глядишь, обобщающая статья о тенденциях в жизни общества. И уже к ней станут обращаться социологи, философы, даже статистика - это называется черпать материал прямо из жизни. А разбери, откуда все пошло? Из желания этой, пусть Ленки, построить себе дачу, и чтоб не хуже, как у людей...
– Ну и что?
– спросил Лев Ильич.
– Я не пойму, ты ж хотел не обличать, а высказать свою положительную программу, во имя чего ты этого бедолагу обобщенного писателя пригвоздил к позорному столбу, а его несчастной жене не даешь в свое удовольствие развлекаться с мимом?
– "Тьфу ты, подумал Лев Ильич, а я-то чем их лучше?"
– Неужто все непонятно?
– снисходительно спросил Феликс Борин.
– Лев
Вон как, - подумал Лев Ильич, - спит на моей тахте со своей длинноногой селедкой, сидит в моей кухне и меня ж поносит? И про статьи узнал - Люба доложила?..
– В закуске хоть смысл какой-то есть, - сказал он спокойно, - тем более, когда она исконная, а вот в том, чтобы свой пафос тратить на это сочинение, в котором, как сам оратор утверждает, ничего, кроме жажды получить за это деньги?.. Зачем про это писать, твое разоблачение тоже все это здание лжи, пусть с другой стороны, но достраивает - все как у людей, разные точки зрения! Ведь коль о бессмысленном вранье писать правду, до правды-истины разве доберешься?
– Отлично!
– веселился Вадик Козицкий.
– Я ж говорил, они от желудка никуда не сдвинутся - теперь закуска пошла в ход!..
– Да вы мне говорить не даете!
– кипятился Феликс.
– Когда б этот писатель - ну, пусть Ведерников, черт-дьявол, я - сам, наконец, если уж вы всерьез хотите разговаривать - если б он отправился туда, на эту идиотскую стройку не для того, чтоб жену ублажить, а чтоб оттуда невыдуманную - настоящую правду привезти, он бы эту стройку и изобразил бы по-настоящему. Людей, превращенных в идиотов, заботящихся только о своем желудке, чтоб кусок пожирней схватить, у ближнего отобрать, ликующих, когда им повышают зарплату на копейку, и не видящих, что тут же, другой рукой, у них гривеник из кармана тянут. Бесхозяйственность самую тупую, живущую только сегодняшней минутой; рубль выгадывают, хотя и сами знают, что на этом уже завтра потеряют десятку - но, мол, завтра! Душевное убожество, почитающее отправление естественных потребностей за любовь, жалкое лубочное веселие и троглодитскую ненависть ко всему иному...
– Жуть какая, - не выдержал Лев Ильич.
– Так это и есть положительная программа?
– Талант - вот она моя программа!
– звонко сказал Феликс Борин.
– Все это будет изображено средствами искусства, с мастерством - Кафка или "Котлован" покажутся детскими игрушками. И не надо христианских аллегорий, Великого Инквизитора, философии... Представь такого русского идиота, который настолько во все это вписан, органика там такая, что он и не страдает от этой мерзости, он в ней находит свои жалкие радости, свой юмор, он и не знает, что где-то есть иная жизнь, что она может быть, что человек уже по Луне гуляет... То есть, он и сам летал в космос, но все таким же идиотом, жалким рабом. Какая разница - на Луне или в Рязани, он же не знает, что существует эр кондишен и биль о правах... Тут, понимаешь, всю нашу жизнь можно показать через этого идиота, но только чтоб с блеском, с талантом - пальчики оближешь...
– Подожди, - остановил его Лев Ильич, - ты сказал, что этот твой настоящий - талантливый писатель, ну - ты сам, скажем, он затем отправился на стройку в новом-то варианте, чтоб написать правду - ведь так?.. А разве этот твой идиот - правда о России?
– А как же?
– искренне изумился Феликс Борин.
– А кто, по-твоему, правда Ноздрев, Собакевич или Алеша Карамазов со своим старцем, тут же и провонявшим? Не зря ж у наших гениев с идеальными героями ничего не получалось - нет их потому как на самом деле, да и мысль, которую в них пытаются втиснуть, оказывается всего лишь сочиненной, умозрительной, от доброго сердца, может быть, но талант требует жесткости, пожалел - проиграешь.