Ответ
Шрифт:
Четыре дня тому назад, после весьма продолжительного визита в контору двух сыщиков в штатском, мастер Ходус без всяких объяснений вернул Иштенешу его трудовую книжку. Иштенеш был сдержанный, молчаливый человек, он ни с кем на заводе не водил компанию, и о частной его жизни никто ничего не знал.
Эту ночь Балинт провел в конюшне. В субботу к полудню, когда перед конторой стали собираться люди, ожидая получки, его окликнула незнакомая женщина: она разыскивала мастера.
— В конторе он, — сказал Балинт, — сейчас как раз
— А как его зовут?
Балинт посмотрел на женщину внимательней: она была очень худа, со впалой грудью и морщинистой шеей, по лицу ей можно было дать и тридцать и шестьдесят лет. Волосы прикрывал черный платок, белки глаз были желтоваты.
— А вон и господин Ходус, — показал ей Балинт.
Женщина пошла навстречу мастеру. — Добрый день, — сказала она негромко, подойдя к могучему старику. — Почему вы прогнали моего мужа, господин мастер?
Ходус остановился, его нос скривился набок: из-под густых бровей он глядел на женщину. — Или он плохо работал, господин мастер? — спросила она.
— О ком вы?
— О муже моем, о Яноше Иштенеше, крановщике, которому вы посреди недели дали расчет, господин мастер, даже субботы не дождались.
— Возможно, — буркнул Ходус. Тысячи мелких морщин на его лице вдруг зашевелились, словно отправляясь в длинный-предлинный путь, пока не договорит мастер начатой и, судя по всему, нескончаемой фразы, уже и толстый, картошкой, нос склонился на сторону, устремляясь следом, однако в следующий миг все вновь разбежалось по своим местам: начатая фраза не имела продолжения. — Возможно. — И мастер, повернувшись к жене рабочего спиной, пошел было дальше.
— Может, он работал плохо? — спросила она его спину. — Отчего вы рассчитали его, господин мастер?
— Рассчитали, и все, — проворчал Ходус — Объясняться с вами я не обязан. Да если бы каждый мой рабочий натравливал на меня свою жену и всех щенков своих!..
Но женщина не отставала от спешившего к выходу мастера, шла за ним по пятам. Ходус вдруг круто обернулся. — Чего вы мне душу выматываете? — огрызнулся он свирепо. — Мужа своего спросили бы, захочет сказать вам, так скажет! А не захочет, дело его, я вам не осведомительная контора.
Женщина не испугалась и еще ближе подступила к мастеру. — Я ведь только узнать хотела, может, он плохо работал, — повторила она, устремив на мастера зажелченные от больной печени глаза.
— Да не плохо он работал, тысяча чертей! — завопил мастер.
— А тогда?..
— Никаких «а тогда»! Я не знаю, я ничего не знаю, — бушевал Ходус, — господин инженер приказал уволить, я и уволил. Спрашивайте у него, если желаете!
В эту минуту в воротах показался инженер Рознер и заспешил к ним, обеими ладонями прикрывая уши. — Что случилось, Ходус? — кричал он уже издали. — Что вы вопите, словно с вас шкуру снимают? Что нужно этой женщине? Может, вы все-таки умерите свой голос? Мы же не в Опере! — Мастер указал женщине на инженера. — Вот вам господин инженер, у него и спрашивайте! — О чем это, позвольте осведомиться?
Нос Ходуса скривился вправо, в сторону женщины. — Это жена Иштенеша, желает
Инженер отвел руки от ушей. — Чья жена? Иштенеша? И вы не могли объяснить ей?
— Кадровые вопросы меня не касаются, — заявил мастер. — К тому же я сегодня работаю с полуночи и хотел бы наконец лечь отдохнуть. Слуга покорный!
— Я ведь только узнать хочу, господин инженер, — негромко сказала женщина, глядя вслед Ходусу, — может, плохо работал муж мой, если его уволили?
Лицо Рознера побагровело. — Он работал хорошо.
— Но тогда?..
— Я вам вот что скажу, — закричал инженер, ладонями захватывая воздух, — из-за вас мы его уволили! Да, да, из-за вас… почему вы, позвольте вас спросить, разрешаете ему заниматься политикой? Мне нет никакого дела до того, что делают у себя дома мои рабочие, но когда ко мне является полицейский надзиратель и сообщает, что Янош Иштенеш, родившийся тогда-то и тогда-то, там-то и там-то, имевший ранее судимости, находится под надзором полиции, а после того настоятельно мне рекомендует не держать на заводе общественно опасные элементы, — что я должен в таком случае отвечать ему, я, еврей? Нечего мне ему отвечать, поймите! Из-за Яноша Иштенеша я не могу рисковать клиентурой, а столица отберет ее у меня, придется закрыть завод и двадцать добросовестных рабочих вышвырнуть на улицу из-за Яноша Иштенеша. Мне Янош Иштенеш не брат и не сват, понятно вам?
— Понятно, — сказала женщина.
— Но у вас-то могло бы ума быть побольше, — в полный голос кричал инженер, — у вас ведь небось детей штук восемь, а то и двадцать восемь, да продлит господь их жизни до ста двадцати лет, вы-то могли бы объяснить вашему мужу, что ему прежде всего следовало бы позаботиться о них, а уж потом осчастливливать человечество! А впрочем, мне нет до всего этого дела, поступайте, как нам заблагорассудится. Что вашему мужу причитается, будет выплачено, и наши пути разошлись.
— Понимаю, — повторила женщина. — Только это я и хотела узнать.
— А вы и не знали? — раздраженно спросил инженер.
— Догадывалась, — сказала женщина. — Только я, изволите знать, нынче все не в себе, потому как в прошлом году сыночка одного похоронила, туберкулезного, а позавчера и второй помер, а мужа своего я третий день не вижу, боится он, что заметут его. Ну, благослови вас господь, господин инженер, а мы ужо и без вас как-никак перебедуем.
После получки Балинт и Оченаш вышли вместе.
— Так ты примешь участие в демонстрации? — спросил Оченаш. — Я на тебя рассчитываю! Заводские все пойдут, так что тебе надо будет в двух экземплярах явиться.
— Это почему в двух?
— Так ты ведь у нас образцовый, — фыркнул Оченаш. — И работаешь ты в две смены…
Социал-демократическая партия призвала рабочих через три дня, первого сентября, выйти на массовую демонстрацию против безработицы. И хотя начальник городской полиции запретил демонстрацию, партия не отменила призыв; судя по настроению на заводах и фабриках, большая часть рабочих собиралась выйти на улицы, невзирая на запрет.