Ответная угроза

Генрих

— Тем временем Украинский фронт усилится, расширится и станет одной огромной авиабазой для переброшенной туда авиадивизии и авиакорпуса Рычагова. Оттуда Рокоссовский организует воздушный террор всей оккупированной части Украины. Дело ещё в том, что заработал Дрогобычский нефтеперерабатывающий завод. У комфронта есть собственный источник ГСМ. Приказ на эти действия генерал Рокоссовский уже получил.

Сталин, несмотря на возражения с моей стороны, выглядит довольным, как кот, оставшийся наедине с банкой, полной сметаны. Да и спорим-то мы по

второстепенному вопросу, как сподручнее обнулить врага. В том, что ему капут в любом случае, уверены все.

— Таким образом, не входя в непосредственный огневой контакт своими полевыми войсками, мы нанесём существенный урон южной группировке. Буду сильно удивлён, если вырвется больше тридцати процентов. Не исключаю вариант, что вся группировка будет уничтожена.

Расходимся мы заполночь. Моё предложение не геройствовать, пытаясь запереть немцев в огромном котле, проходит. Кутузовский рецепт, если что, не мой.

Несколько напрягает благодушие, царящее на лицах. Как бы это не сказалось на чёткости и скорости действий. Ничего, думаю, товарищ Сталин с этим справится. Ему не впервой.

25 ноября, вторник, время 16:05

Москва, Большой Театр.

Проснулся сегодня относительно поздно, расслабился до десяти утра. Когда ещё выходной выпадет, война дело такое. Чем меньше спишь, тем больше побеждаешь. До определённого предела, конечно. Как-то прикинул, во время Минского сражения я в течение полутора недель спал не больше пяти-шести часов в сутки. В среднем. Зато, когда напряжение спало, придавил на подушку полсуток. Хотел больше, но не дали.

Немного до обеда и после оного работал в наркомате. Помимо того, что разгребал текучку и решал застарелую проблему, вдруг словно по голове получаю. Генерал Василевский в наркомате работает. Ну-ка, ну-ка…

Заседание Ставки начнётся в 18:00, значит, успеваю приобщиться к высокой культуре. К балету. Надо соответствовать высокому званию советского маршала.

— Хватит тебе в кабинетах отсиживаться, — ещё в наркомате затеваю с ним беседу, которую продолжаю по дороге и здесь, в театральной ложе для высоких гостей.

— Я давно на фронт прошусь, — улыбается Василевский.

— У меня надо было проситься, — в ответ не улыбаюсь, дело серьёзное. В той истории маршал Василевский входил в число самых знаменитых маршалов Победы. Наряду со Сталиным, Жуковым, Коневым, Рокоссовским и Малиновским.

— Фронт потянешь?

Василевский размышляет целых десять минут. Всё время, что мы ехали до Большого. Не тороплю. И до ответа угадываю его смысл. Если так долго думает, значит, нет.

— Опасаюсь, товарищ маршал. Начать бы с армии.

Теперь я думаю. И в начале спектакля, когда прекрасные длинноногие нимфы без напряжения берут в плен всё наше внимание, выношу вердикт.

— Поедешь к Жукову. Возьмёшь на себя командование одной из армий северного крыла. Там как раз находится одна из резервных армий, тамошнего командарма

поставишь себе в заместители. Он не обидится, потому что ты потом наверх пойдёшь. Для начала замом к Жукову. А затем… — делаю многозначительную паузу, — видно будет.

Далее мы молча наслаждаемся зрелищем, перед антрактом дружно хлопаем. Сама Ольга Лепешинская выступает сегодня в «Евгении Онегине». Майю Плисецкую бы посмотреть в юности, — бурчит Арсеньевич. Кто такая, интересно? Балерина же, — отвечает мой подселенец, — мировой знаменитостью стала. Помню, что во время войны она уже не маленьким ребёнком была, но совсем юной. Наверное, учится ещё или в кордебалете затерялась…

Долго после того не мог решить, стоило нам тогда выходить в буфет или нет.

— Вы пейте, а я нет, — отказываюсь от рюмки коньяка, который принёс адъютант Василевского. Нас, вместе с моим адъютантом и парой офицеров, — так я только про себя их называю, слово пока не легализовано, — охраны всего шестеро.

— Ты, Саш, рюмашку можешь хлопнуть, — даю разрешение адъютанту, — а мне ещё работа предстоит. Кстати, и на второй акт можешь остаться. В Кремль тебя всё равно не допускают.

Охрана тоже было воздерживается, но по одной разрешаю.

— Гуд ивнинг, мистер Павлов… — от подошедшего к нам человека меня мгновенно заслоняют. Ребята мои работают на автопилоте.

— Выясни, Дим, кто такие и чего им надо?

Всё элементарно. Американский посол тоже не прочь приобщиться к культурной жизни. И с ним военный атташе и корреспондент какого-то там «Таймс», мистер Уоклер. Приметили нас с соседнего столика. Атташе намеревается исполнять роль переводчика.

Василевский глядит на меня со значением, таким, предупреждающим взглядом. Игнорирую. Сталин будет пенять? А я так сделаю, что не за что будет.

— Давайте ваше интервью, — соглашаюсь. — Только учтите, что хотя на второй акт не пойду, мне некогда, у вас мало времени. Не больше получаса и то, если вы последние вопросы будете на ходу задавать.

— Скажите, мистер Павлов, что в Восточная Пруссия происходит? — атташе не справляется с окончаниями, но ничего, понять можно.

— Ничего особенного, — пожимаю плечами, — мы её захватываем. Освобождаем немецкий народ от гитлеровского режима.

Американцы обмениваются улыбками. Они что, умные? До них доходит настолько многоплановый юмор?

— И сколько времени вам надо на полный захват? — почти справляется атташе со сложным вопросом.

— Трудно сказать. Прогнозы, особенно на войне, дело неблагодарное. Рассчитываю на неделю, но Германия — сильная страна, с сильной армией. Она может преподнести сюрпризы.

Саша приносит мне чай с бутербродами.

— Мистер Павлов, вам сильно помогает ленд-лиз?

— Заметно, господа. Был момент, когда ваши поставки горючего нам очень сильно помогли.

— Только один? Только один такой момент? — по лицу корреспондента, щупловатого востроглазого парня, пробегает волна разочарования.