Ответственность
Шрифт:
Сеню он встретил с преувеличенной горячностью. Не давая ему остыть, Сеня потребовал:
— Завтра лучший номер на третьем этаже. Приедет моя невеста. И еще один номер на седьмом этаже. — Он назвал тот самый номер, в котором провел всю военную зиму.
— Ну что ж, — проговорил директор обреченно, как взятый на мушку в безлюдном переулке, — против невесты невозможно устоять. А насчет седьмого этажа…
Номер оказался свободным. С ключом в руках Сеня поднялся по лестнице, отказавшись от лифта. «Круг завершен!» — подумал он, стоя у окна в «своем» номере. Перед ним расстилался
Можно бы по этому поводу пролить слезу умиления, но Сеня не напрасно закончил строительный институт, где, как известно, учат трезво глядеть на жизнь, учитывать местные условия и не забывать о запасе прочности.
Вот как раз о запасе прочности он и подумал: хватит ли у него этой прочности? Ведь ему надо преодолеть сопротивление самого Бакшина. Да нет! Какое тут сопротивление? Атаку. Бакшин не будет ждать, когда на него нападут. Он всегда нападает первым. Все это Сеня знал по рассказам его боевых товарищей.
Оставив в номере портфель и куртку, он налегке, обремененный только мыслями о предстоящем сражении, отправился в клинику к Таисии Никитичне.
НОВОСТИ
Хотя гардеробщиц тоже все почему-то считают всеобщими тетями, но, верный своему правилу, Сеня приветствовал ее не так, как все!
— Привет, Анна Ивановна!
— А, заявился, — проговорила она так, словно не видела его всего несколько дней. — Мамаша в кабинете давно уж дожидаются. Как придешь, так приказали к ней. — Выбирая для него халат и помогая надеть его, она продолжала ворчать: — Это тебе не мед на блюдечке, твоя мамаша. Перед ней хоть расшибись. Ох, и достанется кому-то свекруха.
— А я как раз жениться собрался, — сообщил Сеня посмеиваясь.
— О! Какая же такая нашлась, бедовая?
— Да тоже хирург.
— Ладно тебе болтать-то.
— Нет, Анна Ивановна, в самом деле. — Сеня так засмеялся, и так вспыхнуло его лицо, что ничему не доверявшая гардеробщица заколебалась:
— Ой, да вроде не врешь!..
— Такая она, знаете, тоже не мед.
— Не связывайся ты с такими-то. Ты вон какой вежливый.
— Так ведь любовь…
— А ну тебя, — проговорила Анна Ивановна и тут же, как будто потеряв что-то дорогое, пригорюнилась: — Взять хотя бы мамашу твою. Ну, не мед, а как же ей — такой — медовой-то быть? Вчера вот одному ногу отрезала, выше колена. А мужчина еще молодой. Из летчиков. И, поговаривают, мамаши твоей довоенный знакомец. Ты-то не знаешь ли его?
«Старые раны», — подумал Сеня, поднимаясь на второй этаж в мамин кабинет.
Таисия Никитична что-то писала за своим столом. Увидев сына, она бросила ручку и стремительно поднялась.
— Ну вот, наконец-то! — проговорила она и, взяв его за щеки, пригнула к своему лицу и поцеловала.
— Прости. Все дела как-то сразу навалились. Как твой летчик?
— Нормально. — Она взмахнула рукой, и Сеня прекратил расспросы. Не любила она рассказывать о том, что связано с операционной. Здоровым этого не надо, а больные уверены, что все они сами
— Ты мне только одно скажи: Ожгибесов очень плох?
— Я вижу, тебя уже информировали. Ох, эта Анна Ивановна! Думаю, вытащу я его. Ну, рассказывай.
Сене не хотелось говорить о своих делах здесь, где все напоминало о непрочности человеческого бытия.
— Пойдем позавтракаем где-нибудь, — предложил он. — Новости у меня потрясающие!
Решено было позавтракать в парке на веранде: там кафе рано открывают, и это недалеко. Сеня любил ходить с мамой: она всегда так хорошо одета и, несмотря на свои годы, — а ей уже сорок пять, — кажется молодой и красивой. Ни морщин, ни седых волос пока что не заметно. Он начал с новостей не самых потрясающих: Валя Шагова получила от Саши его первую книгу «Огненный черт».
— Про Ожгибесова? — воскликнула мама.
— Да. А ты уже знаешь?
— Ничего я не знаю… Я только слышала, как он бредит огненным чертом. Но что это такое, поняла только сейчас. Ну, довольно об этом пока. Рассказывай…
Вторую новость, о приезде Бакшина, она приняла с воодушевлением, для Сени не совсем понятным.
— Это хорошо, что именно Бакшин приехал по твоему делу, — проговорила она тем угрожающе-спокойным голосом, которого так опасались капризные больные и даже нерадивые санитарки.
Какой-то прохожий поспешно сошел с ее дороги, она, не заметив его, прошла мимо и поднялась на веранду.
— Не вижу ничего хорошего, — проговорил Сеня, подвигая ей стул.
Ударяя по спинке стула ладонью, Таисия Никитична проговорила:
— Он должен понять, что у человека есть душа! — И села за стол торжественно, как судья, только что подписавший суровый приговор.
«Старые раны, — подумал Сеня. — А при чем тут душа и при чем я?»
— Может быть, объяснишь? — спросил он. — Раньше ты мне рассказывала о нем одно только хорошее. И, помнится, писала что-то насчет авторитетов и даже идеалов.
Подплыла официантка, оскорбленная и снисходительная, будто ее только сейчас сняли с директорского поста и бросили на низовую работу.
— Еще ничего не готово, только яичница и кофе, — объявила она.
— Скажите, пусть сделают омлет с ветчиной, — приказала Таисия Никитична. — И кофе чтобы крепкий был, настоящий, а не как в прошлый раз.
— Пожалуйста… — слегка опешила официантка, но, очевидно, вспомнив «прошлый раз», взяла себя в руки. Удаляясь, все же прошипела: — Подумаешь-ш-ш-шь.
Сеня засмеялся:
— Вот тебе пример, во что превращается человек, не признающий авторитетов. Ты так мне писала.
— Да, — согласилась Таисия Никитична. — Но мы говорим о Бакшине и не будем отвлекаться. Он именно такой человек, о каком я тебе писала и говорила. Он — преданный до конца своему делу. Высокой чести человек. Он и от всех требует дела, и только дела.
— Понимаю. А человек хочет жить как человек, а не только выполнять какие-то функции. Ты когда-то поспорила с ним на эту тему. Но ведь тогда была война, может быть, он сейчас переменился?