Ответы на засыпку
Шрифт:
Я задумалась. Праздника в том виде, как наметила его Митичкина, мне теперь явно не хотелось. Однако своего способа сорвать его у меня не было. Правда, мы вчера с Зойкой говорили про магнитофонную запись, однако я по-прежнему всерьез сомневалась, что этот план возможно осуществить.
Пока я, усиленно изображая, будто с предельным вниманием слушаю историчку, продолжала весьма безуспешно ломать голову, тетрадь от меня уехала и возвратилась с вопросом:
«Почему ты так ничего и не написала?» — Мне пришлось честно признаться:
«Пока не придумывается».
«Ты хоть помнишь,
«Про Тимку и запись, — ответила я. — Но как мы заставим его говорить гадости о Митичкиной, да еще в микрофон?»
Тут меня с силой ткнули в спину. Я обернулась. На меня пристально взирал Будка:
— Агата, алгебру сделала? Дай списать.
Алгебру я, как ни странно, вчера все-таки сделать успела. Однако мне не хотелось, чтобы Будка у меня списывал. Что я, в конце концов, нанялась их обслуживать? Мог бы и сам домашкой заняться. И я жестко ответила ему:
— Сделала, но не дам.
— А почему? — горестно вытянулось лицо у Митьки.
— По кочану, — огрызнулась я. Вообще-то Будка просто попался мне под горячую руку. А виной всему было мое паршивое настроение и злость на Клима.
— Заткнись и посмотри в тетрадь, — вдруг заговорщицки прошептала мне в самое ухо Зойка.
— Ага-ата, ну будь человеком, — ныл сзади Будка.
Я перевела взгляд на тетрадь. Зойкина надпись, против обыкновения, была сделана нарочито крупными буквами: «Ты что, спятила? Без Будки нам не справиться. Он позарез нам в союзники нужен. Гони ему срочно алгебру!»
«А ведь и впрямь! — пронеслось у меня в голове. — Какая же я идиотка! Чуть все не испортила».
— До-ольникова, — снова ткнул меня в спину Будка. — Ну, будь человеком. Мне позарез нужно. Я совершенно ничего не сделал. И перемена перед математикой короткая.
Вытащив из сумки тетрадь, я протянула ее Митьке.
— Держи.
Он, кажется, сперва не поверил собственному счастью, а затем резко выхватил тетрадь у меня из рук. Ну, вылитый Бесик, когда ему в виде исключения протягивают со стола кусочек мяса! Я отвернулась, чтобы не раздражать понапрасну историчку. А Митька тут же бурно зашелестел страницами. Затем до меня донесся его шепот. Он обращался к Винокуру:
— Серега, ты чего-нибудь понял?
— А чего я должен понимать? — Винокуров никогда понапрасну не напрягал мозгов. Правда, и не понапрасну, в основном, тоже.
— Ну как же, — снова принялся шептать Митька. — Сперва сказала: «Не дам», — а потом спокойно тетрадь вручила.
А Винокур на полном серьезе ответил:
— Дурак ты, Будка. Это ведь женская психология в чистом виде. Они завсегда говорят «нет», когда им хочется сказать «да».
— Правда? — по-моему, даже забыл об алгебре Будка.
— А ты чего, сам не знал? — тоном бывалого знатока женской психологии продолжал Серега.
— Не знал, — откликнулся Митька. — Но теперь буду знать.
Разговор позади вновь сменился шелестом страниц. Видимо, несмотря на ошеломившую его информацию Винокура, Будка все же решил заняться алгеброй, а уж после перейти к осмыслению женской психологии.
Зойка тоже с явным восторгом внимала их беседе, а едва она завершилась, потянула
Я ответила: «Это, конечно, хорошо и смешно. А если серьезно: ты не боишься, что он выслушает нас, но не обидится на Митичкину, а, наоборот, пойдет и все ей расскажет?»
«Если серьезно, — написала Зойка, — такая опасность действительно есть. Поэтому надо с ним вести себя крайне осторожно. Иначе спугнем птичку. И вообще все испортим. Представляешь, как развернется Митичкина, если окажется во всеоружии?»
Я даже представлять себе этого не хотела. Потому что начался бы и впрямь полный кошмар. Теперь-то я не сомневалась, что, оказавшись в курсе нашего с Зойкой плана, Танька не подумает молчать, а тут же доложит все Климу. И тогда на наших с ним отношениях можно ставить жирную точку.
Подумав о Климе, я невольно посмотрела на них с Тимуром. Ну, прямо как издевательство. Клим именно в этот момент взял записку из рук Митичкиной и, не удостоив меня даже беглого взгляда, вновь отвернулся, прочел записку, передал ее Таньке и с сосредоточенным видом начал что-то втолковывать Тимке. Тот слушал и мерно кивал головой.
— Видела? Видела? — мимо всевидящей Зойки, естественно, не прошла эта короткая сцена. — Ну, совсем парень с катушек. Необходимо срочно лечить.
— А по-моему, эта записка была адресована Тимке. — Я и сама не знала, действительно верю в это или хочу верить.
— И Тимку тоже надо лечить, — снова заговорила моя подруга. — И Будку, между прочим, тоже.
— Его-то от чего? — не поняла я.
— От Митичкиной, — воинственно отозвалась Зойка.
Началась первая перемена. Будка вернул мне тетрадь.
— Спасибо, Агата, ты настоящий друг.
— Друзья познаются в сдувании, — хохотнул Винокур.
И они выбежали из класса. Мы с Зойкой, выйдя в коридор, устроились возле своего любимого подоконника. Она огляделась по сторонам и, убедившись, что нас никто не подслушивает, уже открыла рот с явным намерением продолжить беседу по поводу предстоящей операции. Но именно в этот момент к нам подбежал Тимка. Без Клима.
— Так. Время дорого. Перемена короткая, — пробасил он. — К тебе, Адаскина, не обращаюсь. Ты вчера меня по телефону обидела. А ты, Дольникова, гони в темпе алгебру. Переписать надо. Я вчера из-за Гаврилы не успел.
В поведении Сидорова не было ровным счетом ничего нового. Он, по крайней мере, три дня в неделю из шести учебных именно подобным образом требовал или у меня, или у Зойки что-нибудь списать. Однако сейчас его наглость вывела меня из себя. Глаза мне затмила мутная пелена, и Тимка замаячил передо мной, словно в тумане. И вот этому-то, туманному, Тимке я очень зло и определенно ответила: