Ответы на засыпку

Устинова Анна Вячеславовна

— Ну, если ты настаиваешь...

«Как он легко заставил себя уговорить!» — и облегчение, которое я только что испытывала, вновь сменилось досадой.

— Так, значит, тогда я схожу? — спросил он.

— Иди, иди, — ответ мой неожиданно прозвучал сердито и резко.

Кажется, ему передалось мое новое настроение:

— Нет, Агата, ты правду скажи.

— Именно ее ты от меня и слышишь, — я уже немного взяла себя в руки. — Слушай, по-моему, мы уже обо всем договорились. Давай закроем этот вопрос.

Клим вздохнул:

— Но я не хочу идти.

— Знаешь, тебе не кажется,

что о таких вещах нужно думать заранее. Прежде, чем соглашаться, — отозвалась я.

— Впредь так и буду делать, — пообещал он.

— А можно тебе один вопрос задать? — спросила я.

— Хоть сто! — воскликнул Клим, но от меня не укрылось, что он насторожился.

— Почему ты решил больше не ходить в Театральную студию?

Повисла пауза. У меня громко колотилось сердце, и я со страхом ждала, что же он скажет.

— Сложный вопрос, — с явным трудом начал он.

— А ты постарайся проще. Вдруг я пойму? — тоже с усилием промямлила я.

— Да понимаешь... — снова пауза. — Во-первых, немного надоело.

— Вот как, — и я про себя добавила: «Надоело играть со мной».

— Ну, мы с Тимкой решили сосредоточиться на телевидении...

— Ах, значит, вы с Тимкой, — перебила я.

— Нам же обещали, что в этом году можно будет передачу на настоящей студии сделать, — он наконец смог что-то объяснить. — А в театре... Ну, я решил этот год пропустить.

«Итак, в чем-то Зойка все же права, — отметила я про себя. — Тимка тут явно приложил руку».

— Я вообще-то собирался тебе сказать, — тем временем продолжал Клим. — Но окончательное решение у меня созрело на Изольдином уроке. А ты потом так на меня посмотрела, и я решил, что ты обиделась.

Я молчала.

— Так обиделась или не обиделась? — не отставал он.

— Скорее удивилась, — ответила я.

Так мы с Климом проговорили еще целый час, и когда, наконец, старшая сестра Олька согнала его с телефона, я почувствовала себя почти счастливой, но ненадолго. Ибо тут же начала волноваться по другому поводу. Раз Клим и Тимур идут на день рождения, — значит, его до сих пор не отменили и есть шанс, что наша с Зойкой кассета просто по каким-то причинам не попала в руки, а вернее в ухо, Митичкиной. А вдруг это все-таки произойдет перед самым торжеством? Или, что еще хуже, на нем самом, и Клим узнает (а он, конечно, поймет, если они с Тимкой услышат запись!), что я имею к этому отношение? Такое было бы просто ужасно. Особенно теперь, после нашего с ним последнего разговора. Ведь он во всем честно признался мне, а я — нет.

Я до такой степени мучилась, что решила позвонить ему и все честно рассказать. Однако у Кругловых было беспробудно занято. И, пока я дозванивалась, решимость моя растаяла. Все-таки признаваться в таком мне было неприятно. Тем более существовала опасность, что он неправильно все поймет и вообще перестанет со мной общаться. И тогда выйдет, что я своими руками... Нет, даже думать об этом не хотелось. Пусть все идет своим чередом. Может, обойдется. Ох, скорее бы этот день рождения прошел!

В субботу нам сделали только четыре урока: две физкультуры и два труда. По меткому выражению Зойки, «сплошная расслабуха». Однако на этот раз никакой расслабухи не получилось.

Во всяком случае, у меня с Зойкой.

Проклятая кассета не давала нам расслабиться. Мы обе волновались, очень волновались, только совершенно по разным поводам. Зойка мечтала, чтобы запись нашлась, а я как раз наоборот. И еще Зойка все время твердила: уверена, что во всем виноват Сидоров. Тут я с ней соглашалась. Он и впрямь был в некотором роде виноват. Хотя Зойкины предположения были чисто интуитивными. Про разговор-то вчерашний с Климом я так ей и не рассказала. Из суеверия. Вот кончится день рождения, тогда она обо всем узнает. Я только ей сообщила, что торжество у Митичкиной все-таки состоится. Зойка была, естественно, удивлена, откуда я знаю. И тогда мне пришлось наврать, будто случайно сегодня перед уроками я слышала обрывок разговора Митичкиной и Поповой.

Будка почему-то вновь не явился в школу.

— С горя, — констатировала Зойка.

— Так он ведь про день рождения не знает, — напомнила я.

— Во-первых, может, уже узнал, а во-вторых, подруга, от долгов еще больше горя бывает, чем от ревности.

— Ты убеждена, что у него действительно долги? — не хотелось мне верить.

— Или долги, или ревность, или заболел, — отрезала она. — Четвертого не дано. Помяни мое слово.

А в субботу вечером мне позвонил Клим:

— Агата, если ты не занята ничем более интересным, предлагаю все-таки пойти погулять.

— Ты не пошел на день рождения? — Честно скажу: в душе у меня запело.

— И да, и нет, — весело ответил Клим.

— Как это? — не поняла я.

— Я пошел, но праздник накрылся, — веселей прежнего объявил он.

Теперь у меня ничего не пело. «Кассета!» — пронеслось в голове.

— А что случилось? — еле выговорила я помертвевшими губами.

— Митичкины эвакуированы, и весь их дом — тоже. Там ищут бомбу, — принялся объяснять Клим.

— Какую бомбу? Откуда? — Я совсем была сбита с толку. Стыдно признаться, но все-таки скажу: в этот момент я испытала большое облегчение, потому что кассета была явно ни при чем.

— Мне-то откуда знать, — ответил Клим. — Вроде кто-то позвонил и сообщил: мол, в доме бомба. Ну, а потом — все, как обычно. Если интересуешься, пойдем посмотрим. Там уже куча наших стоит. Слухи-то разносятся моментально. И Сидор там так и остался. Он еще на что-то надеется.

— На что? — не поняла я.

— Ну, — усмехнулся Клим, — он говорит, бомбу могут быстро найти, и Митичкины решат: не пропадать же угощению. Ну, так пойдем?

— Только не туда, — поставила я условие.

— Куда хочешь! — воскликнул Клим.

И мы пошли. И, надо сказать, замечательно погуляли.

В понедельник вся наша Школа у Сретенских ворот стояла на ушах. Обсуждали бомбу в Митичкином доме. Вернее, ее отсутствие. А еще точнее — кто про бомбу в милицию позвонил... Будка! Его вычислили! Хоть он звонил из автомата, но рядом с собственным домом. И соседские старушки, дышавшие в это время воздухом, его засекли и заложили. Звонки-то по поводу всяких бомб теперь моментально отслеживаются. А, на Будкино несчастье, он оказался единственным, кто звонил из этого автомата.