Отягощенные злом. Разновидности зла
Шрифт:
— Оставьте нас, господа… — приказал он сопровождавшим его телохранителям.
Те немедленно подчинились.
— Сударь…
— Ваше Величество…
— Моя тетя… — Павел стукнул ладонью по ограждению балкона, — излишне легко относится к тому, что требует самого серьезного к себе отношения. Вот и сейчас вместо того, чтобы спросить у вас совета относительно государственных дел, она всего лишь позволила себя пригласить на морскую прогулку.
— Ваше Величество, позвольте выразить сомнения в том, что я имею право давать советы по государственным делам…
— Имеете, господин адмирал, имеете. Моему отцу
Павел говорил совсем как взрослый. В Константинополе что-то определенно происходит… в его возрасте у него должны быть совсем другие заботы.
— Ваше Величество, я нахожусь в отставке, и…
— До этого сослужили прекрасную службу моему отцу и моему деду. Довольно слов, меня интересует Афганистан.
— Афганистан, Ваше Величество?
— Да, Афганистан. Если ты видишь, что успел закопаться, не лучше ли прекратить копать? Этой философской максимой поделился со мной Великий князь Николай, будучи проездом в родном городе.
Сын…
— Полагаю, Великий князь Николай скоро будет бывать в Санкт-Петербурге не только проездом…
— Учение, которое он проходит в Цюрихе и Франкфурте-на-Майне в будущем сослужит немалую службу Престолу. Так что не стоит торопить события. Но я не услышал ответа, господин адмирал. Вы так же считаете, что мы должны покинуть Афганистан?
— Никак нет.
— Почему?
— Потому что, если ты не идешь на войну, война придет к тебе, Ваше Величество…
Павел неверяще посмотрел на меня.
— Это самые достойные слова, которые я слышал с утра.
— Увы, Ваше Величество, если речь идет про Афганистан, слов тут недостаточно, слова — самое малое, что там потребно…
Малолетний Император, пусть будущий, но все же Император, кивнул, соглашаясь.
— Дед доверял вам.
— Да, Ваше Величество…
— Отец доверял вам.
— Мы с ним были друзьями с детства.
— В таком случае и я доверяю вам и вашему мнению. Расскажите мне, что происходит в Афганистане.
— Ваше Величество, я не был в Афганистане уже четыре года. Осмелюсь спросить: почему вас так интересует Афганистан?
— Потому что я хочу служить в Афганистане.
Вот так-так… Интересно, а Ксения знает?
— Тетя ничего не знает. И не должна знать. Это дело касается мужчин.
— Это гибельное дело, Ваше Высочество, — сказал я.
Вообще-то я должен был сказать совсем другое. И порадоваться за то, что нам на смену идет достойное поколение. Стальное поколение, поколение, готовое к борьбе. И один из его представителей готов служить своей стране, причем там, где страшнее всего. Но вместо этого — я сказал совсем другое…
— … В каком роде войск вы собираетесь служить?
— Парашютно-десантные войска… если не возьмут в спецназ.
— Проблема, знаете, в чем, Ваше Величество? В том, что жизнь дается один раз. Ваш отец не одобрил бы ваших намерений.
— Почему?
— Потому что он был офицером. И хорошо понимал одну вещь: каждый должен быть на своем месте. Офицер не менее важен, чем солдат, без грамотного, инициативного, думающего офицера солдаты попадут в ловушку и погибнут. Если офицер будет просто подниматься впереди солдат в атаку, а не руководить боем, он просто погибнет, только
Мелькнула мысль в голове: а сам-то ты разве по-другому поступал? Да, признаю, офицер из меня как-то не получился.
Павел покачал головой.
— У меня нет за спиной Суворовского училища. Никто не может дать рекомендацию на поступление. Я рассчитывал на вас, сударь, как на близкого друга моего отца. Но если ваша позиция такова…
— Павел, на том свете я не хочу отвечать перед твоим отцом за это.
Но Павел четко и раздраженно отдал честь:
— Честь имею, сударь. Не смею вас больше задерживать…
До дома я добрался на катере, там переоделся. Сделав пару звонков, выехал к себе, в городской особняк в Одессу, в смятенных и расстроенных чувствах. Настолько смятенных, что по дороге едва не врезался в ограждение, разделяющее дорогу и обрыв. Это привело меня в чувство — только вчера лично полировал свой старый «Олдсмобиль», и еще не хватало — ободрать его о заграждения на дороге. Машина редкая, с реставрацией потом хватишь лиха. Это неприятное происшествие на дороге относительно привело меня в чувство.
Дело вот в чем… как бы это правильно объяснить. Был в Российской империи такой писатель, фамилия у него была… нет, не вспомню. Отслужил в пограничной страже в не самом приветливом месте — Туркестанский военный округ, граница с Афганистаном, потом начал публиковаться, писал книги для подростков. И вроде бы хорошие книги, но дело в том, что его излюбленным сюжетом было попадание подростка, мальчишки в критическую ситуацию. И в этой критической ситуации он делал то, что подчас было не под силу и взрослому, военному, офицеру, даже прошедшему специальную подготовку. Соответственным образом он побеждал всех антигероев и добивался своей цели. Именно этих мальчишек — каюсь, прочитал пару книг по совету — напомнил мне сейчас несовершеннолетний еще Император.
Беда только в том, что в жизни так не бывает.
Проблема даже не в неравенстве сил. В жизни бывает по-всякому… в бытность мою Наместником ко мне привели озлобленного, одиннадцатилетнего больного пацана. Какой-то ублюдок дал ему самодельный двуствольный пистолет — ничего другого не было, и пояс шахида, видимо, тоже не смогли смастерить — и отправил его убивать. Этим оружием он воспользовался с предельной эффективностью — два выстрела и два трупа, казак и офицер. Таких убивали на месте… но на этого у много чего повидавших, озверевших от крови казаков просто рука не поднялась. Привели ко мне… я с самого начала довел до всех, что никто не получит взыскание, если приведет ко мне кого-то или сообщит что-то, заслуживающее, по его мнению, внимания, даже если потом это окажется полной чушью. Привели… хотели узнать имя того ублюдка, который послал этого пацана с самоделкой, чтобы нагрянуть и расквитаться. Слышали, что мне удается расколоть самых отпетых и террористы боятся, и боятся лично меня. С этим пацаном мы проговорили несколько часов… разговор напоминал разговор глухого со слепым, в конце концов, отправил его в закрытый интернат. А что прикажете делать? Надеюсь… он жив до сих пор… интересно было бы напомнить ему сейчас его слова: волей Аллаха мы убьем всех неверных, сколько бы их ни было, и будем жить по шариату. Он и сейчас так же думает?