Отягощенные злом. Разновидности зла

Афанасьев Александр

Но что касается меня — я сделаю для этого все. Пусть даже с отсрочкой в девяносто девять лет…

Ноутбук я спрятал в сейф. Мрачно посмотрел на кальян в углу… старый, дедов. Говорят, что кальян не так вреден, как обычный сигаретный, трубочный или сигарный дым. Сам дед в молодости старался походить на старого морского волка с трубкой — есть фотографии, тому свидетельствующие. Меня от курения он отвадил очень просто — сказал, что в подводно-диверсионные части курящих не принимают, нужны абсолютно здоровые легкие. Но сейчас… я просто уже не знаю, что делать.

Все прожекты с реформированием

Первого отдела СЕИВК и борьбой с теми, кто предпочитает корабельному сурику венецианскую штукатурку, погибли, не успев воплотиться в жизнь. Потому что моего старого друга, с которым мы вместе играли на ливадийском пляже, убил террорист-смертник, активировавший взрывное устройство после паники, вызванной выстрелами Серебрянского, ублюдка с крепким коктейлем из Маркса, Бакунина и Троцкого в голове.

После присяги я просто взял отпуск. Он мне полагался, потому что за все время службы я брал отпуск два или три раза, хотя мне полагался «большой» отпуск, как и всякому, чья служба связана с повышенными психологическими нагрузками и стрессом. До сих пор я числился на действительной службе — меня отозвали из отставки, чтобы уничтожить генерала Абубакара Тимура. Генерал был мертв, но лучше от этого не стало…

Почему я не участвовал в расследовании теракта? Господа, вы шутите? Это только в книгах так бывает. В таких делах нельзя допускать личного, а для меня это очень личное. Есть огромная, разветвленная служба, ведущая оперативную работу в Империи, — Министерство внутренних дел. Десятки тысяч доверенных лиц, миллионы осведомителей, сотни тысяч оперативников. Что могу против них я — один человек, для которого это глубоко личное.

Не стал я искать и придворных должностей. Потому что ситуация и так неоднозначная — регентства в нашей истории не было четверть тысячелетия, да и Павел — если и не взрослый, то уж подросток точно. С Ксенией… свои проблемы, еще не хватало обвинений в семейственности.

Господи…

Сам рассмеялся. Ну, какая семейственность? Какая ко всем чертям семейственность. Это газетчики могли раздуть истерию, если бы они знали, может быть, и посочувствовали бы мне. Чисто по-человечески. По-мужски. Семьей я так и не обзавелся, несмотря на то что прожил почти полсотни лет в этом мире. Как-то не получилось. Знаете, как говорится… возможно, дело не в кулаке, а в физиономии. Вот так и у меня. Семейная жизнь как-то не получается… совсем. Вероятно, примета нашего поколения. Женщины не готовы ждать и не готовы ничем жертвовать. Мама ждала отца отовсюду, хотя он пропадал на годы.

Или, может быть, я выбираю не тех женщин.

Вышел на балкон. Помимо нашего родового имения в центре Одессы, дома в Севастополе, в сороковые годы мы построили еще и этот дом… точнее — дворец, совсем недалеко от Ливадии. Здесь я сейчас и прятался… от всего окружающего мира…

Ого.

Я усмехнулся сам над собой. От мира не спрячешься, господа… Нет, не спрячешься…

Кавалькада машин поднималась от ворот…

— Сударыня…

Ксения оделась в черное. Брючный костюм с пиджаком, ужасающая новая мода, когда женщина старается выглядеть как мужчина, ну а мужчин заставляют выглядеть как женщина. Несмотря на

свой возраст, она по-прежнему была в форме, поддерживая ее, как Екатерина Вторая, — изматывающим фитнесом и молодыми любовниками. Но мне на это плевать.

Или не плевать?

— Прошу…

— Сударь, ваша забывчивость не делает вам чести. Я не давала согласия ни на что, кроме морской прогулки…

Ксения проигнорировала мою руку и направилась по лестнице вниз. У нас в имении есть лестница, спускающаяся к самой воде, как Потемкинская, спуск очень крутой. Там внизу — ангар, а в ангаре лодка. Лодка совсем не такая, как здесь предпочитают, — тяжелая патрульная, с жестким днищем и кевларовыми баллонами. Это не способ продемонстрировать окружающему миру мою крутость — просто здесь постоянный, резкий прибой, очень опасный фарватер, и никакая другая лодка просто не выдержит. Так что скорлупки из фибергласа с палубой из дорогих пород дерева оставьте себе…

Ксению охраняли моряки — Гвардейский флотский экипаж. Урок не пошел впрок — охраны мало, хотя и больше, чем в тот злополучный, проклятый день. Черные повязки на рукавах, как и у меня на мундире. Знак потери и знак того, что зло не отмщено. О наказании в случае со смертниками речь вести бессмысленно.

Только об отмщении.

— Здравия желаем, Ваше Высокопревосходительство…

— И вам того же. У меня только одна лодка, вы в курсе?

— Не извольте беспокоиться. Ксения Александровна приказали не нарушать ваш тет-а-тет.

— «Сообразительный» в трехмильной зоне, Ваше Высокопревосходительство, — сказал другой моряк, показав на горизонт.

— Премного благодарен…

Кораблик и в самом деле болтался в море как раз напротив пирса. С этого расстояния он казался игрушкой…

Я спустился вниз, открыл ангар, завел моторы. Потихоньку вперед… теперь к причалу… вот так. Волнение сегодня было приемлемым, а на причале — у меня что-то вроде штормтрапа, для милых дам. Ксения протянула руку… хотя с ее фитнесом, думаю, ей не составило бы труда…

— Немного полюбезнее, mon ami… На нас смотрят…

— Сударыня, моей репутации это не повредит. Вашей тем более.

Ксения зло сверкнула глазами, но ничего не сказала…

Отойдя от причала на малом, я дал газу, разгоняясь до двадцати узлов. Присев на корму, лодка пошла от берега, оставляя белый пенный след за собой…

Эсминец, охранявший нас, приближался. На юте, на вертолетной площадке, я различил снайперов за ограждениями, с противоположного борта прятались две скоростные лодки с готовыми к действию отрядами морских пехотинцев. Я помахал им рукой, и кто-то мне ответил. Ксения, надев черные очки на пол-лица, нервно курила…

Заложив резкий, почти хулиганский вираж вокруг эсминца, я остановился меньше чем в двух кабельтовых от него. Рассчитал так, что он служил нам как бы волноломом, закрывая от волны.

— Не знал, что ты стала курить.

Ксения бросила недокуренную сигарету в море.

— Раскуришься тут…

Из сумки появилась новая пачка, но я перехватил ее и, прежде чем Ксения сумела сообразить, что происходит, выбросил в море.

— Довольно. Одну за одной — это уже слишком…