Отягощенные злом
Шрифт:
Появился Воронцов. Первым, как и было обещано, только с оружием в руках. И вместе с ним был Ирлмайер, рядом, — их было двое, и об этом не договаривались! Секеш приготовился… нельзя было «перебивать» работу снайпера, нельзя было менять план на ходу. Оставалось надеяться, что снайпер отличит нужного человека.
Но выстрела не было. Что-то не то… прошло уже секунд десять, а выстрела все не было. Выстрела не было, и все летело ко всем чертям.
Ко всем чертям…
Секеш выдернул пистолет из кобуры:
— Вперед!
Прогремел долгожданный
Немецкие морские пехотинцы проиграли еще до того, как был сделан первый выстрел.
Германский снайпер, приготовившийся стрелять, даже не подозревал, что два человека в нескольких метрах от него слышат каждое слово, которое он произносит в рацию. В смысле этих слов ошибиться было невозможно.
Немцы, сами того не понимая, подписали себе этими словами приговор.
Двоих — снайпера и наблюдателя — русские сняли надежно и быстро, по-старинке — ножами. Отпихнув тело, один из снайперов залег за трофейную винтовку — это была лицензионная версия «Барретта», одна из самых распространенных снайперских винтовок в мире. Педантичный немец на прикладе оставил эластичную ленту, на которой были вышиты поправки для этой винтовки с диапазоном на каждые сто метров.
Отличный подарок, спасибо…
Цели были там же.
Что-то ударило меня, но, бросив не назад, как это бывает, когда в тебя попадает пуля, а вперед и вправо, на Ирлмайера. Удар был сильным, но тупым, сбившим меня с ног.
Падая, я схватил Ирлмайера, чтобы не дать ему вырваться, потому что больше ничего сделать не мог. Как в замедленной съемке, я видел, как к склону огромными, почти лосиными прыжками бежит Младенович — это был его единственный шанс, и он решил воспользоваться им на все сто: третья сторона в игре, интересы которой никто не учел. Пробежал он недолго — видимо, снайпер принял его за врага и выстрелил. Выстрелил точно — было видно кровавое облачко, такая взвесь в воздухе, а потом Младенович рухнул на землю как мешок.
— Нет!
— Nein!
В унисон слились и наши команды: «Не стрелять!»
Падая, я зацепил Ирлмайера за ногу, и он тоже упал. Оружия у него сейчас не было, в отличие от меня. Мое оружие было направлено на него, свободной рукой я держал его за штанину. Совершенно идиотская ситуация — если не считать двух десятков стволов, наверняка направленных на нас со всех сторон.
Еще один выстрел, очередь из автомата, явно не нашего, и еще выстрелы. У второго вертолета взорвалась дымовая граната, и началась перестрелка, в несколько автоматов разом.
Один из немцев показался у люка, все явно пошло наперекосяк, потому что двигался он медленно и явно бестолково. Я выстрелил в него дважды, он упал. Больше никого не было, но снова дважды, раз за разом, выстрелил снайпер — и от позиций немцев длинной очередью застрочил пулемет…
— Вставай! — Я пихнул Ирлмайера. — Вставай, командуй не стрелять. Знаешь, какая бойня сейчас начнется?! Давай!
— Нихт шиссен! —
Я тоже встал — хотя мог словить пулю в любой момент от кого угодно. Показал жестом — скрещенные руки — и тоже закричал: «Не стрелять!..»
Второго немца, того, в которого я стрелял, я увидел первым. Он лежал совсем рядом, с разбитой пулей головой — так близко, что я чувствовал запах крови и смерти…
Чуть дальше лежал фон Секеш, несостоявшийся дворянин. В него попали из чего-то, что едва не разорвало его пополам, часть бронежилета сорвало от удара пули. Тоже мертв — после такого не выживают…
Первая кровь. Не убереглись.
Мы стояли у аппарели вместе с Ирлмайером, я уже не держал его, и он был свободен, разве что, в отличие от меня, у него не было оружия. Два полководца бесславного сражения — бесславного с самого начала.
— Что дальше? — спросил я Ирлмайера.
Не отвечая, с искаженным от гнева лицом, Ирлмайер шагнул в сторону, посмотрел в сторону позиций немцев, что-то показал — наверное, не стрелять. А хотя — черт знает.
— Продолжаем?
— Будьте вы прокляты… — сказал Ирлмайер с нешуточной ненавистью, — будьте вы все прокляты!..
Ублюдок…
— Можете собой гордиться, — сказал я, — грязное белье надежно заброшено под кровать. Только знаете что? Смотрите, не задохнитесь, когда оно начнет гнить.
Ирлмайер повелительно махнул рукой — то, что он был под прицелом пистолета, его нисколько не волновало. Двое десантников осторожно приблизились к трупу Секеша, разменявшего свою жизнь на свободу Ирлмайера. Подхватили его и потащили на свои позиции.
— Попробуете только появиться на землях Рейха — пойдете под суд.
— За что? — спокойно спросил я.
Ирлмайер хотел что-то сказать, но ничего не ответил. Просто пошел в сторону позиций, которые занимали немцы. За ним никто не шел, но отслеживали его движение несколькими стволами.
Только когда мой пистолет стал бесполезен, я спрятал его. Подошел, посмотрел на хорвата. Пуля в голову… наповал. Головы почти не осталось. В чем-то его поступок заслуживает уважения. Даже если он был последним подонком и правда виновным в том, в чем его обвинил Ирлмайер, он все равно не сдался, не отступил, боролся до последнего. Любое государство, пока в нем есть такие люди, непобедимо.
Так получилось, что мы отступили к своему вертолету — единственному. Немцы сконцентрировались у своих, которые мы освободили. Кровь была пролита, и за кровью должна была последовать месть. Не знаю какая, но она точно будет.
Черт возьми, почему мы делаем все, чтобы жить лучше и лучше, а живем все хуже и хуже? Куда мы в конце концов катимся?
— Что будем делать, господин вице-адмирал?
— Уходим отсюда. Вызываем подмогу, надо убираться отсюда, пока сюда не нагрянули хорваты или еще кто.